бренди и очень нуждаюсь в кофе.
Я принялась заваривать ароматные зерна, а Енот накладывал ужин для Джилл. Кофе здесь был немного другой, обладал более резким запахом и горечи во вкусе было больше. Но в то же время напиток становился невероятно мягкий и вкусный, если добавить горсточку сушеных ягод с непроизносимым названием на «р». Даже малое количество этих ягод превращал кофе в нечто очень вкусное, с нотками фруктов, корицы и мяты.
— Джиллиан, ужин! — закричал Енот. — Не задерживайся, остынет.
Джеральда мы не звали, он питался по собственному расписанию и кто его знает, когда приспичит поесть?
Послышались торопливые шаги девочки, а в следующий момент от крика Джилл я перепугалась и выронила из рук чашку. Горячий напиток обжег руку, но я даже не заметила. Мы с Енотом мгновенно оказались в коридоре. Джилл без слов показала на распахнутую настежь дверь, через которую в дом проникал туман. Енот же ее запирал!
— Туда Лоффи выбежал! — чуть не плача, сказала девочка.
Я вспомнила весь запас ругательств. И, недолго думая, бросилась в туман.
— Гогглы! — донесся мне вслед крик Енота.
Но про очки, позволяющие видеть сквозь туман, я напрочь забыла. Поняла, что это было очень опрометчиво, лишь оказавшись посреди тумана в полном одиночестве. Я не могла отбежать далеко, но не было видно даже входной двери. Даже свет горящих окон не виднелся с того места, где я стояла.
— Лоффи! — позвала я. — Лоффи! Ко мне, Лоффи! Беги на голос!
Чуть поодаль раздалось тяжелое собачье дыхание, а за ним — скулеж. Я рванула туда и… не заметив под ногами алиона, вскрикнула и упала на землю. Коленки и ладошки обожгло болью, я почувствовала, как мелкие камушки впились в кожу. Рядом раздалось надсадное визжание. Лоффи я не слышала, но как же разозлилась! Одним движением, не обращая внимания на боль, поднялась на ноги и что было силы пнула воздух. Попала. С коротким воплем алион улетел в туман, но я успела рассмотреть существо и содрогнуться. Внешне он напоминал какую-то белоснежную фарфоровую куклу с длинными спутанными волосами. Губы украшали длинные клыки, а глаза с черными белками выделялись сухой красноватой кожей. Передвигался алион на четырех непропорционально длинных, вывернутых под неестественным углом, лапах с тремя пальцами. Визжали алионы страшнее, чем нападали. Длиной один такой был примерно половину метра, а в высоту и того меньше. Скорее всего, они брали количеством, нападая на жертву, как саранча на деревья.
Я заметила сбоку метнувшееся белое тельце и отвесила целительного пинка и туда. Снова завыл Лоффи, я сделала несколько шагов на звук, но снова столкнулась с кем-то (или чем-то?) в тумане.
— Алена, это я, — из тумана показалась морда Енота. Гогглы на нем сидели очень забавно. — Надень.
Он сунул пару мне, и я быстро обрела зрение. Енот, очевидно, не был подвержен приступам бездумных порывов, и потратил драгоценное время, но вышел на бой во всеоружии. Пока я надевала гогглы, он уже разогнал алионов и с неожиданной силой для небольших размеров поднял Лоффи на руки. Собака явно пострадала в борьбе с нечистью. Лоффи тяжело дышал и грустно смотрел на меня всю дорогу до дома. Бледная, как смерть, Джилл, встречала нас на пороге. Она сразу же заперла дверь и кинулась к Лоффи.
— Что с ним? Его покусали?
— Покусать не успели, но царапнуть царапнули, — сокрушенно покачал головой Енот.
И для меня пояснил:
— В когтях алионов яд, мы до сих пор не научились с ним бороться. У меня есть только обезболивающее зелье.
Ревущая Джилл при этих словах совсем поникла. Лоффи даже не скулил, просто грустно на всех смотрел и изо всех сил пытался не закрыть глаза. Енот умчался за зельем, от волнения он опять встал на четыре лапы. А может, так скорость была выше. Джилл, к моему изумлению, тоже понеслась наверх. Лоффи, наверное, предпочел, чтобы хозяйка осталась с ним, но… на нее свалилось больше, чем она могла выдержать. Теперь еще собака… как дверь оказалась открыта, и почему Лоффи выбежал?
— Тихо, маленький. — Я погладила пса по морде, пытаясь хоть как-то ему помочь. И неожиданно почувствовала ладонью тепло.
Совсем забыла, что поцарапалась, падая на землю, но сейчас с изумлением обнаружила, что боли от ссадин нет. А тепло от руки все шло и, хоть его не было видно, я чувствовала, что это какая-то магия. Вот только моя ли? Хорошая?
Но Лоффи сам тянулся мордой ко мне, и я начала гладить его, чувствуя, как тепло постепенно переходит к нему. Он довольно зажмурил глаза и постепенно задышал спокойнее. А когда все исчезло, встрепенулся, смачно зевнул и поднялся.
— Ав-у-у, — завыл так, как обычно воет, когда его забывают покормить.
