намечалось, небо над головой было синим, просторным, без единого облачка. И так же, как и вчера, радостно пели птицы.
Ближе к полудню опять начались развилки и шагавший впереди Амбрионикс явно забеспокоился, стал вертеть головой, к чему- то присматриваться. Потом вдруг довольно кивнул, обернулся:
– Нам туда. Вон по этой дорожке.
Рад специально замедлил шаг и, пропустив дружину вперед, задержался, внимательно осматривая все, за что мог бы зацепиться глаз. Вот она, повертка. Ничем не примечательная тропинка в низине, густо поросшей папоротниками и ракитой. Рядом, по пологому склону холма, небольшая лужайка, цветы. Одуванчики и на них похожие… только красные. И что за цветы такие?
Нагнувшись, хевдинг сорвал один, потер пальцами… кончики которых тут же окрасились кровью! Господи… Откуда кровь-то? Где уже успел порезаться, об цветы, что ли?
Именно, что об цветы! Только не порезался, а испачкался. И никакая эта не кровь – краска! Скорее всего, та же самая, какой был выкрашен череп.
– Доложить надо – сказал ты.
Миусс появился, как всегда, не слышно.
Рад даже вздрогнул, оборачиваясь:
– А, это ты, друже. Ну, пошли… по пути все скажешь. О черепе знаешь?
– Знаю – краска.
– И на цветах.
– Там, на той полянке – клен. И лист – красный. А ведь весна, не осень, да.
– Так, та-ак, – задумчиво протянул молодой человек. – Значит, все красное получается.
– Кто-то краснит, да. И проводник наш – эту красноту высматривает. Не раз замечал я уже. Теперь говорю.
– Что ж, спасибо за доклад, друже. Идем, догоним наших.
Итак, Амбрионикс. Он куда-то хотел завести? Куда? Зачем? Если уж на то пошло, оскудевшую воинами дружину Радомира можно было бы уничтожить и раньше, в той же корчме, или, как называли тамошние галлы – гостевом доме. А хозяин его, Гельвеций, не только дому, похоже, что всему городишку хозяин. Если б захотел, запросто мог бы всех незваных гостей перебить. Мог бы. Но, не захотел. Или – захотел, но чего-то другого.
Амбрионикс, явно с хозяйской дудки поет, Гельвеция этого самого. И барку у него под присмотром оставил. Теперь вот ведет… а раньше-то особенно в проводники не рвался, мол, не знает тех мест, что далеко от реки. Не знает… В том-то и дело, что не знает! Тот, кто знает, впереди, кустами-перелесками пробирается да метки ставит. Краснит! Вот эти-то метки Амбрионикс и высматривает. Что же Гельвеций – если все это по его слову делается – просто-напросто другого проводника не подсунул? Хоть бы и того же, кто красит? Видимо, не мог, по каким-то причинам. Да и доверяли бы новичку так, как юному галлу, вряд ли! Правда, тому тоже не слишком-то верили, особенно – Серый Карась но все таки. Все-таки уже кое в чем Амбрионикс был человеком проверенным, не раз вместе в разных заварушках побывали, тут и говорить нечего.
Что же, выходит, сейчас их на смерть вел? Хм… Ну, может, и не на смерть, но в какие-то непонятки, несомненно.
И хорошо бы хитрого галла и того, кто оставляет ему красные метки, вывести на чистую воду до того, как все начнется. Начнется… что? А черт его знает, непонятки полные. Здесь у каждого – у того же Амбрионикса, Гельвеция, везеготов – свой интерес. И всяк сам на себя одеяло тянет.
На привале, устроенном у неширокого ручейка, журчавшего у самых корней кряжистого, с широкою кроною, вяза, Миусс, улучив момент, отозвал в сторону князя.
– Хочу сказать тебе кое-что, да.
– Говори, – Радомир быстро осмотрелся по сторонам.
– Нет никого вокруг, – улыбнулся глазами гунн. – Слева я следы видел, да. Свежие. Кто-то с нами идет рядом, князь. Один человек. Женщина… мальчик. Засаду сделать можно. Поймать. Я смотрел – есть место удобное.
– Делай! – хевдинг решительно махнул рукой. – Дам тебе людей. Скорьку и…
– Нет, вождь, не надо, – не менее решительно отказался Миусс. – Один человек – нет шума, два – есть чутьчуть, а три… трех уже и глухой услышит, да. Один управлюсь, не спугну. Женщина, ребенок – зачем воины, да?
– Ладно, – кивнул князь. – Делай, как знаешь. А если что – знак кличем подашь. Все на выручку кинемся. И это… как поймаешь кого, не надо, чтоб все знали. Свяжи, под кусточком спрячь, меня позови. Сперва поговорим с незнакомцем втихую.
– Как велишь. Прокукую кукушкой и резко так оборвусь. Ку!
Гунн поклонился и исчез за деревьями.
