тех рабов, что копали ход. Прикопали здесь же… неглубоко. Вот и пахли.
Хильда поморщилась:
– Тут как в выгребной яме.
– Милая! Надо было бы – и через выгребную яму ушли б. Эй, черт! Далеко еще?
– Две тысячи шагов, мой господин, – повыше подняв прихваченный со стены светильник, обернулся слуга. – Только не вздумайте меня убить, когда приведу.
– Что?
– Бывает, так и поступают. Помни, мой господин, там, под ложем, была не кошка, а мой сын Фламин. Он все видел, все слышал. И, ежели я не явлюсь, может многое рассказать. Вас будут ловить по всем дорогам!
– Ах ты, плут, – рассмеялся Рад. – Тебе ж сказано – не убью, а я привык держать свое слово.
– Ты очень хорошо говоришь по-латыни, мой господин. Вот… теперь уже совсем скоро.
О, как Родион был сейчас счастлив! Нежданно нахлынувшая радость захлестнула его, не давая опомниться. Это было приятное чувство, еще бы – ведь рядом шагала Хильда – настоящая, живая, здоровая! Излечившаяся наконец от своего недуга, в буквальном смысле слова – восставшая из гроба, вернувшаяся в мир живых.
– Милая…
– Все, господин. Пришли.
Что-то скрипнуло. Яркий свет полной луны ударил в глаза, а ворвавшийся ветер погасил светильник.
Протянув руку, Рад помог выбраться Хильде и, обернувшись, невольно вскрикнул, увидав под ногами луну и мерцающие размытые звезды.
– Это что же – река?
– Данубий, мой господин, – голос ушлого проводника послышался откуда-то сверху, с кручи. – Прощайте. И, да поможет вам Бог.
– А слуга-то, христианин, оказывается, – обняв Хильду за плечи, вполголоса произнес князь. – Плохой христианин, нерадивый. Хотя какое дело христианину до умершего язычника?
– Я его не убивала, Рад.
– Что-что?
– Я не убивала Аттилу-конунга, – негромко повторила девушка. – Не убивала, но, не скрою, хотела убить. И убила бы, если успела. Вначале гунн был любезен, смеялся, рассказывал что-то смешное, угощал вином… Потом – вот как-то вдруг, сразу – набросился, я отпрянула, выхватила у него же из-за пояса кинжал. Гунн перехватил мою руку, навалился… и тут ужасные очи его расширились, а из носа и горла потоком хлынула кровь. Когда я скинула тело и выбралась, Аттила был уже мертв. Лежал, запрокинув голову, пялился в потолок невидящим взглядом. Думаю, он был отравлен.
– Очень может быть, – задумчиво кивнул Рад. – Ничуть не удивительная смерть для великого воина и тирана. Слишком уж много завистников и врагов. Цезарь Валентиниан и Аэций, августейший Марциан из Константинополя, римский папа, в конце концов – собственные сыновья, Эллак и все прочие. Смерть великого гунна была выгодна многим… Ну что, милая. Я тебя ненадолго оставлю. Вернусь к утру, а ты спрячься здесь, в потайном ходе. Или нет – лучше вон там, в лесу…
– О, муж мой…
– Не переживай! Я скоро.
Радомир и впрямь вернулся быстро, едва только забрезжил рассвет. Пришел не один, с верными готами. Осмотрелся и негромко позвал:
– Милая, выходи.
– Хукбольд! – выбежав на берег реки, узнала земляков Хильда. – Видибальд, Фрез! Какие вы теперь взрослые, парни. Меня-то хоть помните?
– Как можно забыть, госпожа?
– Скорей переодевайся, – Рад протянул супруге мешок. – Сейчас на реке появятся рыбаки.
Поспешно вытащив одежду, Хильда растерянно хмыкнула:
– Но… это же мужское платье!
– Вот именно! Скажу больше – я припас ножницы, буду тебя стричь.
– Что-о?
– Ничего не поделаешь, уж придется мальчиком походить. Ищут-то – деву.