Радомир хмыкнул и неожиданно расхохотался: действительно – как? Разве что «Победу» братцу названому подарить. Так ездить негде. Да и прав у него нет. Нет, «Победу», пожалуй, не стоит.
Солнце – как по команде – спряталось, на небе появились сизые тучи, стал накрапывать дождик. Толпа постепенно расходилась.
– Доброгаст и Тужир наконец-то отомщены! – радостно вопил Истр. – Наконец-то! А Хотобуда я отыщу, ты не думай. Не спрячется.
– Главное – восстановлено твое доброе имя, – Радомир обнял братца за плечи. – Если б ты знал, как я рад снова видеть тебя.
– Я тоже рад. Так давай же устроим пир! Пока ты не уехал.
Хрустел под копытами коней первый, выпавший недавно снежок, грозно щетинились копья, сверкали на солнышке шлемы – набранная Радомиром дружина, провожаемая всеми жителями селения, отправилась наконец в путь. По первопутку, по схватившему реки-озера-болота ледку.
Многие, очень многие просились к гуннам – искали славы, а некоторые – и богатства, наслышаны были об Этцеле-князе, Атли- конунге, Итиль-кагане, Аттиле-батьке. Рад отобрал лишь двадцать человек, вовсе не самых достойных – нужно было оставить кого- то Истру. Оставил – Имрана, близнецов, еще тех из дружинников Хотобуда, кто ничем особенным не выделялся, которым все равно было – кто у них за вожака. Истр – так Истр, во власть эти парни не лезли, понимали, что рылом не вышли, сиречь – происхождением. Кто-то сын рабыни, кто-то и сам – бывший раб, как те же Ирман с близнецами. Тех, кто хоть что-то собой представлял, умных, сильных, храбрых, вполне готовых стать лидерами, Радомир забрал с собой. Рядом с ним, верхом на белом жеребце, скрывая неуместную, на его взгляд, улыбку, почесывал редкую бородку Серый Карась, чуть позади него ехал на рыжем коньке Хомут Гунявый – ох, и любил лошадей этот неказистый толстощекий парень, с людьми-то и слова не вытянешь, а с лошадьми разговаривал, не по-людски, а как-то по своему – оттого и прозвище. Скорька надвинул поглубже шлем, скрывая оттопыренные уши – совсем стал благообразным, приосанился – с виду, обычный подросток, смешной, неловкий, и с девками ему не очень везло, однако, когда доходило до дела, Скорька преображался – враз становился хладнокровным, рассудительным, и мечом владел неплохо. Еще Горност был – чернявый, с гонором…
Из своих бывших невольников Рад взял с собою Иксая – парень пусть и молодой, да умный, а что глаза степные, к вискам вытянутые, так это из лука целиться не мешает, тем более – махать секирой. Хотя, конечно, уставал от того подросток – секира, она богатырей требует, а с Иксая какой богатырь? Так, смех один. Уменьем да ловкостью брал, не силой. Ничего, вырастет еще, возмужает… ежели допрежь того не убьют.
Этих вот четверых Радомир более-менее знал, остальных же… кого-то присоветовал Серый Карась, кто-то сам напросился, Рад лишь рукой махнул – все одно, ни рыба, ни мясо. Ну да гунны из них быстро добрых воинов сделают, а из кого не получится – тот сам виноват, нечего было проситься.
В селении готов, что лежало в трех-четырех днях пути к югу, уже должна была поджидать набранная Хукбольдом дружина, так чтоб там время тратить не пришлось – путь-то неблизкий. Но главное – добраться до Дана прстада, старой готской столицы, что на Данапре-реке, там такие дружины, словно ручейки-речушки, в море стекутся, там и смотр. А дальше, к Аттиле, вновь порознь – малой-то дружинке куда как легче в пути прокормиться.
Дальше. К Аттиле. В Паннонию? Дакию? Или, может, в Северную Италию, кажется, Бич Божий именно там в это время буйствовал? Куда – бог весть, все знали – Атли-конунг – как ветер, перекати-поле – сегодня здесь, завтра – там. В блюзе таких называют – хучи-кучи мен.
Выйдя с рассветом, шли целый день, без перерыва – кто-то на лошадях, кто-то на своих двоих топал, известное дело – земледельцы – не кочевники, каждая лошаденка – великая ценность. Кто ж коней по доброй воле отдаст?
С братцем Истром Рад простился загодя, засиделись допоздна, не бражничали – говорили. А потом Радомир к Хильде отправился, поцеловал в мертвенно бледные губы, простился, едва сдержав слезы.
Влекумер, впрочем, клятвенно заверил, что беспокоиться князю не о чем, вот только Радомир как-то не очень верил жрецу. Доверял лишь Истру, на него и надеялся, знал – братец не подведет.
Как стало смеркаться, остановились на ночлег в дубраве, разложили костры. По пути запромыслили зайцев, их и сварили, сдобрив вкусными кореньями и щепоткой мучицы. Поев, полегли спать – кто-то в шатрах, большинство же – неприхотливо, у костерков, на попонах. Рад, как старый турист, знал – не очень-то удобно так спать – один бок мерзнет, другой – горит, в шатре-то куда как лучше, тем более, подбитые волчьим мехом плащи грели ничуть не хуже спальников.
В княжеский шатер – все дружинники по-прежнему звали Радомира князем – набилось столько народу, сколько туда могло
