жилистый старик с куститыми бровями и длинной узенькой бородой. Полная луна отражалась в темных глазах его, смотревших из-под бровей маленькими злыми буравчиками. Длинный, до колен, полушубок из медвежьей шкуры, теплые меховые обмотки, ожерелье из змеиных голов.
– Что-то ты припоздал, друже Влекумер! – поспешно вышел из темноты коренастый.
– Хотел утром прийти, – усевшись в снег, жрец снял широкие лыжи, подбитые лисьим мехом. – Да вижу – луна, чего зря время тратить? Светло и так. Верно, Фримаск-навий?
– Я так и подумал, – Фримаск кивнул головой, словно филин. – Ну, пойдем в мой шатер, славный Влекумер… Да! Ты не привел раба для гадания?
– Обижаешь! Конечно, привел – как я мог забыть? Ведь дело-то мы затеяли непростое, – ухмыльнулся жрец.
– Ради этого я и явился. Искал… И, скажу честно, никак не могу поверить твоим словам. Хот я и сам колдовал, знал где искать, но все же…
– Поверишь, – волхв обернулся и негромко позвал: – Пескарь! Пескарька!
– Да, господин?
На поляну выбрался отрок, тот самый, что не так давно свидетельствовал на суде – маленький, бледный, тоже, как и жрец, на широких лыжах.
– Брось лыжи и иди за мной, – повелительно распорядился Влекумер и, посмотрев на Фримаска, добавил: – Надеюсь, у тебя готово все для гадания?
– Готово. И священная омела, и серп, и кувшин для жертвенной крови. Все, что угодно богам.
– Ты меня к вашим богам не притягивай! – на ходу сплюнул через левое плечо Влекумер. – У меня свои есть.
– Думаю, они в этом деле договорятся, – Фримаск обернулся и хищно посмотрел на мальчишку. – Его не будут искать?
– Это мой раб.
– Раб?!
– Но я его уже отпустил на свободу, – поспешно поправился навий.
Его собеседник жестко сжал губы:
– Раб, вольноотпущенник – какая разница? Выйдет ли гадание – вот в чем вопрос!
– Ну, это уж твои дела, друже Фримаск, – обиженно протянул Влекумер. – Ты сказал – привести, я привел. Что же мне, сына старейшины похитить?
– Ладно, ладно, – Фримаск покладисто кивнул. – Посмотрим, что выйдет. Гарпан! Приготовь этого парня.
Кивнув, смуглолицый Гарпан коршуном бросился на Пескарьку, скрутил, заломил за спину руки. Отрок застонал, с ужасом округлив глаза.
– Велишь вырвать ему язык, господин?
– Пусть кричит. Кто его здесь услышит?
– А когда будем гадать? – негромко спросил Влекумер.
– На рассвете. Уже скоро.
В стане Фримаска, кроме Гарпана, находилось еще дюжины три воинов – по виду, германцев: мощных, светловолосых. Костры не жгли и шатров не разбивали – таились.
– Идем дальше, – на ходу обернулся Фримаск. – Не надо, чтоб они видели. Лишь верный Гарпан – и мы.
Когда они вышли на дальнюю поляну, уже начало светать, и алый свет арии растекался по снегу, как кровь… такая же, что хлынула из распоротого живота несчастной жертвы!
Лишь слабый крик…
И – серпом по горлу.
И все…
Отбросив окровавленный серп, Фримаск одним движением вырвал из разверстого живота кишки, разбросал вокруг, задумался, ухватив рукой подбородок.
Как раз встало солнце.
– Ну? – осторожно полюбопытствовал навий. – Что скажешь, друже?
– В нашем деле есть какая-то помеха, – обозрев кровавые ошметки, настороженно пробормотал Фримаск. – Что-то или кто-то мешает… может помешать.
– Тот, кто мог бы помешать – уже далеко, – Влекумер горделиво хмыкнул. – Я сам тому поспособствовал.
