лошадок. Ясень с трудом сдержался и промолчал. Сделал каменное лицо и продолжал торчать на обочине, пока весь отряд не проехал мимо него. Пристроился в хвост и стал размышлять о том, что куриц-подружек не мешало бы взять за шкирки, развернуть лицом к родному насесту и ласково дать пинка, дабы не путались под ногами.
Впереди возникла заминка. Неуклюжая Мирка что-то уронила, слезла с лошади и кинулась подбирать. Парни посмеивались и ехали дальше. Ясень, приблизившись, рассмотрел в руках у юной знахарки свиток, аккуратно запечатанный сургучом. Еще и шнурок имелся – прямо королевская почта, елки-метелки. Мирка испуганно оглядывала свое сокровище, охала и сдувала пылинки.
– Что это у тебя?
Она подняла глаза и, увидев Ясеня, покраснела.
– Письмо…
– Вижу, что не кастрюля. Ну и кому оно?
Мирка, пораженная тем, что с ней завели столь продолжительный разговор, окончательно растерялась. Пролепетала:
– В храм…
– Да ладно? – озадачился Ясень. – Старый хрен твой написал, что ли?
– Он не старый! То есть не хрен…
– Тебе виднее. Ну и что пишет?
– Не знаю, – она моргнула. – Я же не открывала!
Быстро глянула на печать, словно не доверяя себе, и прижала свиток к груди.
– Да успокойся, – сказал Ясень, – не отберу.
Подождал, пока она вскарабкается в седло, и спросил:
– Так ты за этим едешь? Чтобы письмо отдать?
– Да. И в гильдию попроситься.
– В гильдию? В какую?
– В цветочную. Я умею, – заторопилась она, – я вижу, как они солнце пьют и как возвращают. В смысле не вижу, а чувствую, и они меня тоже слышат…
– Кто они? – спросил Ясень, несколько сбитый с толку.
– Ну цветы же! А учитель мне про столицу рассказывал, какая там красота…
Глаза ее загорелись – похоже, в мыслях она уже бродила по закоулкам дворцовых парков. Ясень подумал, что ситуация слегка отдает абсурдом. Его невеста, хохотушка и красавица Звенка, стала мрачнее тучи и не желает с ним говорить. Зато сам он светски беседует с глупой помощницей ведуна, которая лицом страшнее собственной лошади, но при этом мечтает о королевских садах. Ну да, конечно, аристократы в столице только и ждут, когда же, когда к ним приедет Мирка.
– Слушай, – сказал он, – а как тебя этот хрыч вообще отпустил? Я думал, ты у него до старости просидишь. Ну или пока он сам не помрет, козел бородатый.
– Он добрый! – пискнула Мирка и сразу съежилась, словно в ожидании кары. Опять запунцовела и, не зная, чем занять руки, принялась запихивать глубже в сумку заветный свиток с печатью.
Вот тоже загадка, подумал Ясень. Чего такого мог написать старикашка в храм, если всем хорошо известно, что тамошние жрецы, надутые важностью, на дух не переносят немытых знахарей, шаманов и прочую деревенщину? Скорей всего Мирку просто выгонят в шею. Впрочем, это ее проблемы.
– Ясень, – робко позвала Мирка, – хочешь покушать?
Она развернула чистую тряпочку и теперь протягивала ему пирожок – огромный, как лапоть, румяный и ароматный. Глядела собачьим преданным взглядом. Ясень почувствовал, как волна раздражения, едва успевшая отступить, снова захлестывает его с головой.
– Да ну тебя, – буркнул он.
Черный конь, уловив настроение седока, заржал и оскалил зубы, так что кобылка Мирки шарахнулась в сторону. Ясень пихнул коня каблуками и, обгоняя попутчиков, понесся вперед, во главу отряда. Солнце поднималось все выше.
На привал остановились возле ручья. Место было удобное и хорошо знакомое всем, кто ездил этой дорогой. На вытоптанной площадке чернело кострище. Судя по его виду, огонь разводили совсем недавно – вероятно, прошедшей ночью. Но тот, кто это сделал, уже покинул стоянку.
Степь просматривалась отлично, даже холмов поблизости не было. Только старое засохшее дерево торчало среди равнины.
