Она позволила. Тоньо, не коту. Тот проводил ее в каюту сам, без лишних политесов, тут же запрыгнул в любимое кресло Тоньо и расположился там спать.
А Марина положила руку Тоньо на грудь, заглянула в глаза – и, приподнявшись на носочки, поцеловала его в губы, легко и вопросительно. Тоньо ответил – горячо и уверенно, несмотря на то что хотел сначала сказать кое-что и кое о чем спросить. Но кто он такой, чтобы отказывать самой прекрасной на свете донне в поцелуе? Тем более когда донна смотрит на него сияющими глазами и ее кожа под платьем такая горячая… вот только что-то колет ладонь…
Тоньо оторвался от ее губ, глянул вниз – это ж не клинок, это… феникс? Брошь, приколотая к платью под кружевами?..
Она взяла его с собой. «Господи, спасибо Тебе…»
– Тоньо, ты больше не злишься на меня? – тихо спросила она.
Он покачал головой, погладил ее по щеке и снова поцеловал. Все слова куда-то делись, а остались только жажда, головокружение, глаза цвета моря и фата Моргана, укравшая его душу. Она была тут, настоящая, живая, и она была его.
Все прочее было неважно и могло катиться к чертям.
Он чуть было не отправил туда стюарда, принесшего завтрак, бумагу и перо с чернилами, но был слишком занят – воевал с крючками и застежками ее платья и заодно с внезапно ожившим фениксом: тот не желал слезать с Марины, курлыкал и ревниво клевал пальцы Тоньо, пытавшегося его стряхнуть.
А Марина засмеялась, спряталась за Тоньо и шепнула:
– Не хватает только бадьи с водой и орхидеи на столе.
– И веревки на руках пленника? – так же тихо парировал Тоньо, прижимая ее к себе и запуская пальцы в белую косу – расплести.
У Марины порозовели ушки.
– Капитан, но вы же не воспользуетесь беспомощностью девушки! – Она легонько укусила его плечо, прямо через рубаху, и снова засмеялась.
Тоньо тоже засмеялся и махнул стюарду, чтобы скорее выметался из каюты и не мешал капитану заниматься самым важным на свете делом.
И только когда они закончили это важное дело и занялись завтраком – вместо джутового мешка его самая прекрасная на свете донна завернулась в простыню, потому что платье порвалось окончательно, – Тоньо наконец спросил ее:
– Ты останешься со мной? – и кинул взгляд на кота, с ворчанием уписывающего ягнячью котлетку.
Кот всем своим видом показывал, что если его вкусно и много кормить, то он, так уж и быть, соблаговолит здесь поселиться.
Марина тоже глянула на кота и едва заметно улыбнулась:
– Останусь. – Она даже не спросила, в каком качестве, и от этого стало одновременно тепло и неловко, словно он сделал что-то предосудительное. – А ты расскажешь мне, почему с тобой рядом была леди Элейн?
– Расскажу. – Тоньо вздохнул: вспоминать о невесте и обещании пригласить на свадьбу королеву не хотелось до отвращения, но не врать же Марине. – Герцогиня Торвайн привезла в Малагу своих детей. Дочь просватали за меня.
– Просватали, – повторила Марина. Кивнула, словно чего-то такого и ожидала. – Я видела их однажды. Какие они, Тоньо?
– Милые головастики. Любят сказки, фокусы и шалить. Терпеть не могут гувернантку. Умеют притворяться благовоспитанными мышатами. И обожают свою морскую сестричку с большими усами.
Марина засмеялась – почти легко, почти счастливо.
– С усами? Странно они меня помнят.
Тоньо пожал плечами:
– Наверное, запомнили твоего кота. Вот уж точно тварь с большими усами. – Он взял ее за руку, чуть сжал пальцы. – Ты не находишь, моя фата Моргана, что это очень удачно: я обещал жениться на дочери донны Элейн, королева благословила наш брак, и вдруг оказалось, что мне совсем не обязательно ждать, пока подрастет малышка Ритта?
Марина вгляделась ему в глаза – так пристально, как, наверное, капитан Морган всматривался в море.
– Марина могла бы стать кроткой и послушной супругой, Тоньо. Но не сэр Генри Морган!
Она опустила голову. Черный кот тревожно мяукнул, боднул головой ее руку, и Марина снова рассеянно потрепала его за уши.
– Он по-прежнему здесь, – сказала она тихо, потерев висок. – Я приказала выкинуть его за борт, но как выкинуть его из головы, Тоньо? Неужели это не отталкивает тебя?