именно ее, когда он видел, какими глазами глядит на нее капитан.
Но только теперь поздно. Капитан уже сговорился с Фердинандо, и послезавтра…
Нет. Сейчас не надо думать о том, что будет послезавтра. Сейчас надо подумать о вечном и прекрасном. Помолиться. Подумать, что бы сделал отец Кристобаль на его месте… Но не о том, что отец Кристобаль бы не попал в суп, как неразумный индюк.
Мысли о Великом Инквизиторе помогли Тоньо продержаться до ночи. Но вот ночью…
Ему снилось, как его впервые пришли убивать. В Саламанке. Весь тот ужас, когда он проснулся, услышал чужие шаги под своей дверью и понял, что это за ним.
Ему снилось, как он тихонько поднялся с постели, свернув одеяло и подушку так, чтоб было похоже на спящего человека, схватил кинжал и выбрался за окно, на узкий карниз. Как ждал, затаив дыхание и прилепившись к стене, что сейчас они переворошат постель, высунутся в окно и найдут его там. Как смотрел на мощенный камнем двор с высоты третьего этажа и думал, кто первый найдет его внизу, с переломанными ногами: мессир алхимик, Берто или убийцы?
Тогда, в четырнадцать лет, он не мог без огнива зажечь даже трут, не то что доски под ногами убийц. Тогда он вообще не был уверен в том, что у него будет фамильный дар Альба. И сейчас, во сне, он тщетно пытался дотянуться до своего огня, точно зная, что, если не дотянется, не остановит убийц – они доберутся до него.
От старания и страха он покрылся ледяным потом, руки заскользили по камню, в носу засвербело… нет, господи, только не чихнуть!..
Он чихнул.
И тут же тихие шаги загрохотали к окну, за ним, и Тоньо замахнулся кинжалом, чтобы ударить первого же, – и потерял равновесие…
Третий этаж.
Мощеный двор.
Я падаю?..
Будь ты проклят, Фердинандо!
Он упал и проснулся. Дома, в Саламанке. Полугодом позже. Проснулся от запаха дыма и панических воплей – в доме, где он снимал комнаты, начался пожар. Внизу, на первом этаже. И снова был ужас неминуемой смерти, тем более страшной, что его убивал огонь – тот самый огонь, что должен был повиноваться ему, служить и защищать.
И снова он тянулся и звал, не получая ответа. Снова проклинал Фердинандо, задыхаясь в дыму и прыгая все из того же окна в тот же двор…
Снова просыпался – за миг до следующего убийства.
Он прожил их все. Все одиннадцать покушений. Убийцы, пожар, яд, грабители на ночной улице, внезапная дуэль с опытным бретером, гадюка в его постели, разъяренные братья «опозоренной» им донны, снова убийцы…
«Да когда ж это кончится? Что я сделал тебе, брат Фердинандо? Остановись же, прекрати! Господи, почему Ты не остановишь его? Прошу Тебя, Господи!..»
Тоньо снова проснулся. В своей каюте на «Санта-Маргарите», той самой, которую делил с еще тремя лейтенантами. В холодном поту. С ощущением, что его услышали.
Глава 15, в которой молния ударяет в дуб, но рушится изящная комбинация
Это было очень странно. Запах грозы, гулкая пустота и словно бы отклик его шагам, его дыханию – со всех сторон, как эхо в соборе.
Стараясь не разбудить соседей, Тоньо накинул камзол поверх исподней рубахи и босиком вышел на палубу, остановился у борта, держась за леер. Где-то вдали, на берегу, сияли отсветы молний, и до «Санта-Маргариты» доносились отзвуки грома. Воздух пах приближающейся грозой, бездонно-черное море волновалось и пенилось редкими бурунами, раскачивая судно.
– Шторма не будет, дон Альварес, – совсем тихо сказал рядом кто-то… Ну да, дон Карлос, второй канонир. – Вам точно ничего не нужно?
– Спасибо, дон Карлос. Просто воздух, в каюте духота. Господь испытывает нас.
– Господь знает, что делает, дон Альварес, – так же тихо сказал Карлос и перекрестился. – Все мы в воле Его.
– Ты не боишься колдовства. Почему?
Рядом пожали плечами:
– Потому что верю Господу. Если Он дал вам это, значит, так нужно Ему.
– Господь знает, что делает, – повторил за ним Тоньо, пробуя эти слова на вкус.