начало поедать ее. – Оно изрядно запоздало.
– Нет, эту депешу было поручено отвезти не мне, – прямо глядя на принца, заявил я. Так оно и было. Правда, я не стал затруднять пасынка Наполеона рассказом о том, какая неприятность приключилась с адъютантом, у которого гусары позаимствовали срочную депешу.
– Я так и подумал. – Эжен де Богарне прикрыл глаза. – Откуда у вас этот перстень, молодой человек? – Принц говорил негромко и устало. «Молодой человек» в его устах звучало довольно забавно, он был старше меня здешнего всего лишь на девять лет. Я не люблю врать, даже если делать это приходится в силу особенностей моей более чем щекотливой работы. Куда проще, если не приходится кривить душой.
– Его завещал мне прежний владелец, – совершенно честно ответил я. А вот откуда этот перстень оказался у ничтожнейшего лейтенанта Франсуа Сореля и отчего тот считал его своим талисманом, мне, увы, выяснить так и не удалось. Впрочем, сейчас это и не имело значения.
– И вы, конечно, знаете, чей герб изображен здесь?
– Конечно. С тех пор как польский легион генерала Домбровского освободил крепость Сен-Лео, а вместе с ней и всех ее узников.
– Говорят, к тому моменту он был уже мертв, – прервал меня Богарне.
– Много чего говорят. Вот завтра к вашему строю подъедет адъютант генерала Милорадовича князь Кудашов и сообщит, что войска его величества окружены русской гвардией, что сопротивление бесполезно и для сохранения жизни лучше всего сдаться. Не верьте, это все слова, нелепая выдумка московитов.
Мой собеседник устало кивнул:
– Хорошо, пусть так. Я и сам пару лет назад слышал, что великому Копту удалось спастись и что нынче обитает он в надежном месте. Я спросил себя, достаточно ли надежным местом для великого Копта является могила, и, решив, что вполне надежным, утвердительно кивнул. Итак… Этот перстень… Вы утверждаете, что представляете здесь графа Калиостро. – Принц смерил меня настороженно-пытливым взглядом. – Что же ему нужно от меня?
– От вас? Да собственно говоря, ничего. Мне было велено найти ваше высочество в этом месте в этот день. Я уж думал, что мне это не удастся, на днях свалился с жесточайшей инфлюэнцей, готовился уже к смерти, однако же болезнь ушла вдруг, исчезла без последствий, как по мановению волшебной палочки. Когда же я пришел в себя, выяснилось, что вы уже совсем неподалеку. Я счел это благоприятным знамением.
– Предположим. Однако зачем-то же великий Копт послал вас ко мне.
– Да, мне велено спасти вас, ибо здесь у вас, говоря языком посвященных, точка бифуркации.
– Что? – переспросил Эжен де Богарне.
– Критическое состояние системы, при которой система становится неустойчивой относительно флуктуаций, и возникает неопределенность, – устало проговорил я, удивляясь, что столь очевидные понятия нужно объяснять масону столь высокого градуса посвящения. Впрочем, минусовой градус за отсутствующими в доме окнами несколько оправдывал подобную непонятливость. – Станет ли состояние упомянутой системы хаотическим или она перейдет на новый, более дифференцированный уровень упорядоченности – вот в чем вопрос! Я не стану обрисовывать вам, мой генерал, все ветви аттрактора, но скажу просто: от того, какой путь вы сейчас выберете, зависит не просто, удастся ли вам дойти до Смоленска или же нет, во многом от этого зависит дальнейшая судьба Европы, да и России тоже.
Принц де Богарне поглядел на меня долгим изучающим взором.
– Полагаю, вы не шутите, – подытожил он свои наблюдения.
– Признаться, не вижу тут повода для шуток. Кстати, помнится, в Париже ваша маменька имела обыкновение посещать девицу Ленорман и интересоваться у нее будущим. Не так ли?
– Так и есть.
– Сия девица когда-либо ошибалась?
– Насколько мне известно, никогда.
– Тогда заклинаю вас, доверьтесь мне, как ваша маменька доверилась мадемуазель Ленорман. Впрочем, к чему далеко ходить, вспомните, совсем недавно, когда армия только выходила из Москвы, в монастыре под Звенигородом вам приснился странный, чтобы не сказать невозможный, сон. Вам приснился некий благообразный старец, который сквозь запертые двери зашел в комнату, в которой вы спали, и, остановившись над вами, он сказал: «Не вели своему войску расхищать монастырь. Если ты исполнишь мою просьбу, то Бог помилует тебя и ты возвратишься в свое отечество целым и невредимым». Сон этот был столь похож на явь, что
