Но слишком правдивое и невинное выражение на физиономии указывало на обратное. Однако ни уговоры, ни выразительное похлопывание по карману с кошельком не смогли сдвинуть Сэма с этого утверждения. Поскольку встреча с влюбленной девицей в планы не входила, пришлось с парнем распрощаться.
– В лесу есть какие-нибудь строения, не знаешь? – поинтересовался напоследок Дан.
– Нет, не видел. – Парнишка снова засвистел и направился в сторону клиники.
– Как видишь, выбраться отсюда вполне реально, – сказал Дан.
– Да, – согласился Сенкевич. – Просто, скорее всего, Альберт пользуется услугами других людей. Его может выпускать, например, дежурный медбрат или санитар. А может быть, и сам доктор Браун, кто ж его знает. Тот еще деятель…
– Встретиться с ним попробуем?
– А надо ли? Только насторожим.
– Я все же предлагаю пошарить по больнице и разыскать палату, в которой его держат. Не зря же мы напросились погостить…
– Что вы здесь делаете, джентльмены? – От клиники по тропе к ним спешили четыре дюжих парня в скучных серых костюмах и пальто. От них за версту несло переодетыми шпиками. Самый здоровый строго проговорил: – Здесь нельзя находиться. Это владения клиники.
Дан хотел было возразить, что им позволил прогуливаться в лесу владелец больницы, но тут из-за куста выглянул мальчишка и наябедничал:
– Они вопросы про особого гостя задавали. Спрашивали, можно ли с ним увидеться.
– Ступай, Сэм, – досадливо прикрикнул на него старший.
Мальчишка скрылся в кустах.
– Вам лучше уйти, джентльмены, – настаивал шпик.
Дан с Сенкевичем переглянулись: они получили ответ на свой вопрос. Больше здесь делать было нечего.
Настя
Уехали, снова оставили ее на хозяйстве. И не возразишь ведь. Во-первых, порядочной викторианской леди не место в психушке, если она, разумеется, не проявила признаков безумия – например, неподчинения своему мужчине, способности к самостоятельному мышлению или еще чего-нибудь крамольного. Во-вторых, Настя пока не оправилась до конца от столкновения с Потрошителем, вернее с Потрошительницей. Теперь Сенкевич с непререкаемым авторитетом врача рекомендовал оставаться дома и не волноваться, а Дан смотрел при этом так выразительно, что выбора не оставалось.
Настя, однако, с отстранением ее от следствия не смирилась и потихоньку разбиралась в деле сама. Пользуясь тем, что у домохозяйки были свои ключи от всех помещений в доме, ходила в лабораторию Сенкевича и разбирала записи Уотсона в поисках продолжения истории собаки Баскервилей. Но пока в грудах бумаг отыскались только короткие, исчерканные наброски, из которых ничего нельзя было понять. Еще она проводила целые часы в комнате Дана, роясь в документах Шерлока Холмса. Здесь картина была еще более плачевной: великий сыщик не утруждал себя аккуратностью. Тем не менее она нашла набросанные небрежным почерком заметки о деле Потрошителя. Ничего особенного, на клочке бумаги было написано всего несколько слов: «Баскервиль-холл, омела, сестрица». Чуть поодаль в столбик стояли два имени: «Эмма Смит, Марта Тейбрам – 3 апреля». И внизу страницы еще два: «Анни Миллвуд, Маргарет Хеймз». Эти были помечены несколькими вопросительными знаками.
Сегодня Настя с этого и решила начать. У Шерлока Холмса на этажерке имелась полная подборка «Таймс» за последние два года. Девушка собиралась посмотреть в газетах новости за третье апреля – недаром же сыщик упомянул в записи эту дату.
В сопровождении умилительно сопящего Сэра Генри она отправилась в комнату Дана. Взяла стопку газет, удобно устроилась в мягком кресле и стала перебирать шуршащие листки, раскладывая их по числам. Сверху лежали два сложенных вчетверо листка – кажется, их брал с собой Данилка, когда ездил в Скотленд-Ярд выручать Сенкевича. Настя в первую очередь решила просмотреть их.
Вскоре нужная информация отыскалась. «Зверское нападение на женщину в Уайтчепел» – гласил крупный заголовок. Далее в заметке сообщалось: «3 апреля, в 5 утра, в Лондонскую больницу была доставлена некая Эмма Смит. Несчастная страдала от множества ран. Ее лицо было изрезано, правое ухо почти оторвано, она жаловалась на боли в нижней части тела и прижимала к
