Хоаххин почувствовал сильную ноющую боль в кисти левой руки и, видимо, по этой причине пришел в сознание. Непривычное чувство полной пустоты, окружающей его, вызывало не то чтобы испуг, а какое-то совершенно новое неприятное ощущение. Он ничего не видел. Даже спящего его можно было сравнить с человеком, у которого вставили спички между веками, и он всегда засыпал, продолжая видеть то, что его окружало, и еще много чего другого. А сейчас он был воистину слеп. Попытка пошевелиться усилила боль, но позволила повернуть тело на бок. Он постепенно приходил в сознание, и перед глазами наконец-то начали появляться расплывчатые образы серых стен и низкого блочного потолка помещения, в котором он находился. Через минуту, а может быть, через час или день комната осветилась мягким желтоватым светом, и в нее вошел человек. Он остановился над забинтованным с ног до головы телом, переключил пару тумблеров на стоящем рядом с кроватью больного металлическом шкафчике и присел рядом:
– Эй, боец, слышишь меня?
– Вроде да, если это не галлюцинация и я сам еще существую.
– Говоришь, шутишь, значит, не помрешь, – произнес веселым голосом «посетитель». – Ты извини, пришлось тебе снотворного вколоть и обезболивающего лошадиную дозу, а то ведь капсулы у нас на борту нет, а ты плоховато выглядел, когда мы тебя нашли. Доктор так вообще сказал, что нечего на тебя лекарства переводить, все равно богу душу отдашь того гляди.
Обозначение «боец» повернуло какой-то ключик в сознании Хоаххина, и оно постепенно начало собирать по еще сохранившимся уголкам памяти ответы на вопросы, роем ворвавшиеся в мозг. «Посетитель» нервно поерзал на стуле и продолжил разговор:
– Ты помнишь что-нибудь про себя?
– Вот именно, что-нибудь. Но пока ничего вразумительного.
– Мы тебя подобрали неделю назад в открытом космосе в демаркационной зоне. Что мы там делали и куда направлялись – не спрашивай, все равно не отвечу.
Какая неприятность, не ответит он, подумать только. Хоаххин не торопясь «перелистывал» память посетителя, рассматривая красочные образы высадки на планету за границей демаркационной зоны и изучая список материалов и артефактов, обменянных в каком-то тамошнем подвале на самелитовую смолу, которая была большой редкостью и пользовалась спросом в мирах людей. «Значит, я попал к донам-контрабандистам, на один из их кораблей, – понял Хоаххин. – Интересно, в связи с чем я сюда попал и где сейчас находится этот гостеприимный корабль?»
– Мы уже вернулись из похода и завтра-послезавтра можем высадить тебя на любую понравившуюся тебе обитаемую планету. Так что благодари Всевышнего за свое спасение, как за чудо, иначе это и не назвать.
– А как я к вам попал?
– К нам ты попал через боковой шлюз, через который тебя парни внутрь затащили. Более подробно, боюсь, я тебе ответить не смогу.
– Понятно. Ну, тогда хотя бы как тебя зовут.
– Меня зовут капитан дон Ленивый Мышь. Ты, может, тоже представишься?
– Хоаххин саа Реста Острие Копья.
– Ты не сильно-то на Детей гнева похож. Вот и с глазами у тебя какая-то беда непонятная. Поэтому сначала вообще были мысли сплавить тебя за борт, но вот бронекостюм у тебя с эмблемой шестого флота… В общем, не стали брать грех на душу. Вы, десантники, хоть и гоняете нас, но все-таки не расстреливаете, как эти красножопые. Раз уж ты очухался, нужно тебя кормить. Если вечером сможешь встать, приходи на ужин, если не сможешь, сюда принесем. Если что нужно – дави на эту кнопку. – Капитан осторожно положил руку раненого на то место, где эта кнопка располагалась. – Зайдет мальчик, поможет.
– С глазами у меня все хорошо и даже лучше, чем ты, дон, думаешь. А за ужин и за кнопку премного благодарен.
Дон поднялся и легкой пружинящей походкой направился к выходу из отсека. Слева по бедру его легонько шлепал клинок длинной, слегка изогнутой сабли. Такую Хоаххин еще не встречал.
«Мальчиком» оказался здоровенный мужичище двух с лишним метров ростом, косая сажень в плечах, заросший густой черной бородой и с наголо бритым черепом с наколкой на лбу. Наколка в виде ласково улыбающегося черепа с перекрещенными костями под ним навевала нехорошие мысли о тяготах потусторонней жизни. Вид у него был невыспавшийся и потрепанный.
– Какие проблемы, десантура? – прохрипел он на англике, почесывая при этом торчащие во все стороны клочья своей черной бороды.
– Пожрать бы чего.
