…
– Вон там, ниже, выйдите на улицу и пройдите немного вправо. Увидите магазин ювелирный. Столовое серебро вы сможете купить примерно втрое дешевле, чем у вас.
– Что, так заметно?
Я пожал плечами:
– Увы, мадам. А теперь, извините, и позвольте откланяться. Дела…
– Александр…
Я повернулся. Она уже сняла очки и смотрела на меня какими-то необычными сине-зелеными глазами.
– Я тоже про вас кое-что знаю…
– И что же?
– Например, вашу кличку в Афганистане. Моджахеды вас называли «Джинн». Верно?
– Душманов, поправил я, джин – это напиток. Можжевеловая водка.
Она кивнула в сторону прокатного «Фиата» на противоположной стороне улицы.
– Поговорим?
«Фиат»…
Их поставляли в Афганистан… полноприводный вариант был легче «Нивы» и прыгал по горным тропам, как козлик. Помню, как мы вчетвером – четверо здоровых мужиков – резко сваливали на нем из Госхоза имени двадцатой годовщины Апрельской революции. Смех… сквозь слезы.
– Вам не тесно…
– Отчего же…
– С вашими ногами…
Она улыбнулась. В ней чувствовался класс.
– Завидую вашему самообладанию.
– А я – вашему. Вы ведь здесь одна.
Она кивнула.
– Начальство посчитало, что направить женщину будет уместнее.
– В смысле, морду не набью? – переспросил я. – Это да. А как насчет дипломатического скандала? Выдворения из страны в двадцать четыре часа и фотографии в газетах? То-то в Лэнгли обрадуются…
– Я нечасто бываю в Лэнгли.
– Ну, боюсь, придется чаще – каждый день. Работа в архиве с восьми и до пяти… или как там у вас принято работать.
– Перестаньте, Александр. У нас к вам есть предложение.
– Родину предать? – голосом волка из мультфильма «Ну, погоди!» осведомился я.
– Нет, поработать вместе. Для начала, послушайте вот это.
– Надеюсь, это не Кашпировский… – осведомился я, принимая наушники от мобилы, у меня от него уши вянут…
Обмен… разговор, блин, крыша едет после командировок, шел на урду. Это не пушту и не фарси, характерные для Афганистана, это язык Пакистана. На нем я волок с пято на десято, но общий смысл понял. Главное, я понял, кто был один из абонентов. Не раз и не два – нам его крутили в филиале «Экрана» на Джелалабадском аэродроме.
Абу Джихад. Отец джихада. Мы так и не смогли установить его личность. Абу Джихад было его прозвищем – отец джихада. Фотографий тоже не было, только голос из многочисленных проповедей. Эксперты установили, что голос принадлежит человеку[42].
Второго собеседника я не знал. Но отметил, что я впервые слышу Абу Джихада на урду – до этого он все проповеди записывал на дари. Мы предполагали, что он учился в Кабульском университете как Хекматьяр.
Промелькнувшее «Ижевск» заставило меня выпучить глаза от изумления.
– Они говорят, что некая важная для них вещь находится в руках неверного. А сам неверный находится в Ижевске.
– Этого быть не может. Они меня не могли найти.
– Я же нашла? – пожала плечами Николь.
И бандиты какие-то тоже.
– Не может быть, – упрямо сказал я, – в Афганистане никто не знает моего родного города.
– Не знает?
– Не знает. Письма идут на специальный почтовый ящик в воинскую часть. Наши личные дела запрещено вывозить из Москвы.
– И тем не менее они вас нашли.
