Откинув плед, Маред вскочила и подбежала к окну, распахнув его и жадно глотнув холодного воздуха. Щеки горели, как тогда… в проклятых апартаментах… Что там говорил Корсар? Что Маред понравилось? Мерзавец, мерзавец, мерзавец! Потому что… это было стыдно, гадко, противно, но в какой-то самый ужасный момент показалось, что и вправду нет ничего страшного. Она свободная женщина, которой некому хранить верность, а добродетель… В наш-то век упадка морали? Только все равно это было насилие! Ну, почти… Принуждение – так уж точно.
Опираясь локтями о подоконник, она жадно дышала ночным воздухом, под холодом скрывающим привычную дневную вонь. Смотрела в темноту за окном и снова лихорадочно дрожала, не закрывая, однако, фрамугу. Ну почему эти мысли просто не закончатся? Она ведь ни за то не согласится, это понятно. Так почему просто не перестать об этом думать? Ей двадцать, вся жизнь впереди. Это замуж надо выйти до «двух девяток», как говорится, а делать карьеру – самое время позже. И она все равно ее сделает. Позже, конечно, чем выпускники-мужчины, но сделает. Это вопрос времени, ума и трудолюбия…
«А еще денег и связей. И штанов вместо юбки – безжалостно напомнил внутренний голос, почему-то предательски говорящий со знакомыми лениво-наглыми интонациями. – Честолюбивые юристы со всем выше перечисленным выходят из стен университета каждый год, и все приличные места давно поделены на двадцать лет вперед. Нотариальная контора – еще далеко не худший вариант. А вы, милочка Уинни, можете до старости ждать, пока судьба подкинет еще шанс, почище».
Ночь пахла не липой, как на бульварах, а дымом, мокрыми кожами и слегка – помойкой. Сиял огнями центр города, а еще вдалеке еще одна россыпь рукотворных звезд затмевала звезды настоящие на другой окраине, восточной. Там высились башни астероновых фабрик – основа промышленности Империи.
Но Маред с ее второго этажа лучше всего был виден кусок внутреннего дворика с мусорной кучей, вывалившейся из переполненного бака. И вдруг стало до слез ясно, что никогда-никогда ей не выбраться из этой жуткой квартирки с вездесущими тараканами и мусорной вонью в окно.
А еще жалко до слез стажировки в «Корсаре». Стоит лишь подумать, что кто-то получит такой шанс – ее шанс!
Но и это не самое отвратительное. А самое – в том, что Монтроз был прав. Она воровка и шлюха, потому что согласна была на все, лишь бы отпустили.
Маред едва не застонала от омерзения и ненависти, вспоминая, как горячие жесткие пальцы гладили ее тело, умело и бесстыдно прикасались там, где никто, никогда… И как ей это чуть было не показалось приятным… Все! Хватит!
Дрожь стала еще сильнее. С силой захлопнув окно, Маред кинулась к висящей на вешалке сумочке, достала фониль. Открыла список контактов, от волнения не попадая пальцами по значкам. Хватит уже издеваться над собой! Монтроз А., юр. дом «Корсар»… «Удалить». И подтвердить! Все!
С души свалилась могильная плита – не меньше. Маред почти услышала грохот, с которым она рухнула. Интересно, соседи не проснулись?
Глупо улыбаясь, Маред села на диван, закуталась в плед, обняв руками колени. Никакого контракта! Вот вам, светлейший лэрд королевский стряпчий! Ищите себе другую шлюху. Подавитесь своей практикой… Улыбка свела скулы, превращаясь в в гримасу. «Будет больно и противно… Жизнь, о которой ты мечтала… Какой ты была жаркой и мокрой…»
Голос Корсара не отпускал, вцепившись в сознание. Маред сжалась в комок, еще сильнее обхватив колени.
– Ненавижу. Ненавижу вас! Какое вы имеете право так поступать с людьми? Не знаю, как, но я вам это еще припомню!
Звук собственного голоса в тишине квартиры казался тусклым и чужим. Слова не помогали. Она сама согласилась, сама! А этот мерзавец еще и пожалел ее! Скот! Чаем отпаивал, обнимал, предлагал остаться… А потом предложил продаться! Тварь… Назло ему сделаю карьеру и найду способ его уничтожить. Хоть как-нибудь! И все на этом, теперь уже точно. Спать надо. А завтра – опять работать и написать прошение декану.
Тело ныло, словно она опять училась верховой езде. Неужели от переживаний можно так устать? Еле двигаясь, Маред заставила себя встать, добралась до раковины и вымыла чашку, чтоб не оставлять ее в поживу тараканам. Умылась, легла… Сон словно рухнул на нее сверху: тяжелый, густой, липкий, как чай, которым потчевал Монтроз. Но это уже был последний отблеск, и потом Маред провалилась в дремоту, не думая уже ни о чем.
А через три дня ей позвонили из канцелярии факультета.
Маред звонка, конечно, не ждала, ведь прошение о льготах было подано всего день назад, а дела такого рода разбирались коллегией Университета неспешно до умопомрачения. И все же приятный мужской голос учтиво попросил зайти к декану, так что в Университет Маред летела, как на крыльях. И жестоко обманулась в ожиданиях. Величественная тье Армитин, личный секретарь декана, недоуменно вскинула изящно выщипанную и подведенную бровь, качнула высокой башенкой прически и с подчеркнутым вниманием просмотрела список аудиенций. После чего с холодной вежливостью сообщила, что тье Уинни определенно не назначено. И кто мог ей позвонить – неизвестно. Возможно, глупая шутка?
Маред старательно улыбнулась, приседая в реверансе, поблагодарила и вышла за дверь – что еще оставалось делать? А покинув серомраморную громаду Университета и пройдя уже пару улиц, вдруг услышала за спиной:
– Тьена Уинни?
Голос был вежливый, с прекрасным столичным выговором, и Маред медленно обернулась, нарушая правила этикета в пользу любопытства. На мгновение кольнула тревога – вспомнился Оршез – но что с ней могло случиться посреди респектабельного района на оживленной улице? Вон, и полисмен на углу бдительно взирает…
