Инициация

примитивный экстракт, галлюциноген пугающей силы.

Перед его мысленным взором замелькали образы, как в калейдоскопе: Бим и Бом выслеживают его в поместье Волвертонов; обнаженные люди, одетые чудовищами из ацтекской мифологии, угрожают ему топорами и ножами; румяный молодой человек в нелепо тесном свитере входит внутрь дольмена; Курт, загорелый мужчина средних лет, бежит по лесу и кричит, кричит; Бронсон Форд, раздувшийся до невероятных размеров, поднимает Дона с пола темной музейной галереи гигантской лапищей…

Он сморгнул – у него были задубевшие, заскорузлые руки, руки старика; одежда болталась на сморщенном ссутуленном тельце. Если бы здесь было зеркало, Дон знал, что в нем отразилось бы словно высеченное из гранита личико и лысая голова, покрытая скудным пухом седых волос. Колени Дона подогнулись, и он рухнул на деревянный стул, все еще не отрывая изумленного взгляда от своих постаревших рук; прямо у него на глазах они вдруг снова стали прежними, мускулистыми, а затем съежились обратно. Эти переходы напомнили ему состояние после приема кислоты.

– Пожалуйста, помоги мне. Скажи, что происходит.

Он еле шептал. Комната шла волнами, будто мираж.

Бэрри Рурк произнес:

– Я и пытаюсь помочь. Увы, ты неудачно женился. Моки – любимые игрушки моих повелителей. Твоя жена последняя в роду, и я знаю, что они хотят, чтобы она была довольна и послушна. На мой взгляд, это единственная причина, почему Бронсон Форд не проглотил тебя с потрохами. Или не утащил тебя, вопящего от ужаса, в мрак. Один из твоих предков неосмотрительно перешел дорогу Созданию Тьмы. Что-то мне подсказывает, что тебя берегут для чего-то чудовищного. У Детей Старого Червя долгая-долгая память. Но ты фигура незначительная. Как блоха на брюхе мастодонта.

Он взял Дона за руку, помог ему встать и подвел к окну.

От солнца осталась лишь оранжевая полоса за горным пиком. Как и говорил Бэрри, ночь приближалась быстро. Несколько кучевых облаков проплыло мимо: кадр пленки, запущенной на учетверенной скорости. Дон с силой прикусил ладонь, подавляя смешок. Если он сейчас рассмеется, неизвестно, удастся ли ему остановиться.

Рурк сказал:

– Спокойно, спокойно. Дай ему время, пусть волна тебя накроет. Ты ведь раньше пробовал нектар пустоты, а? Не волнуйся – эта штука более концентрированная и быстрее впитывается в кровь. В мои намерения не входит обдолбать тебя наркотиками. Я просто хочу, чтобы ты кое-что уяснил, прежде чем твой, похожий на швейцарский сыр, мозг опять затянет туманом. Ты должен кое-что увидеть.

6

Рурк не солгал насчет действия наркотика – через несколько минут чувство дезориентации стало ослабевать, и Дон мало-помалу пришел в себя. Вернувшиеся к нему воспоминания не исчезали, их пугающая четкость слегка уравновешивалась их фрагментарностью: десять тысяч фрагментов пазла, подброшенных вверх.

– Надо идти, – сказал Рурк.

Он включил фонарик, подвел Дона к люку и распахнул дверцу. Узкий луч фонаря выхватил из темноты ночи, наступившей неестественно быстро, первые шесть ступенек.

– Я пойду первым. Что бы ни происходило, не смотри вниз.

Дон был слишком занят тем, что цеплялся мертвой хваткой за лестничные перекладины, поэтому не мог смотреть никуда, кроме своих узловатых артритных рук. Управлять своей одряхлевшей персоной было и само по себе сложно, а тут еще воспоминания (или прекогнитивные видения?) продолжали поступать сквозь какой-то разрыв в его мозговой оболочке: близнецы уже в зрелом возрасте; вечно молодой Аргайл, поднесший к глазам бинокль; крепкий молодой человек по имени Хэнк, исчезающий в пасти дольмена…

Предательские пальцы соскользнули с перекладины, и Дон непременно бы упал, если бы Рурк не подхватил его под мышки и не поставил на ноги безо всякого видимого труда. Дон был словно мешок перьев. На закате дней я ссохся, как черносливина.

Рурк убрал фонарь и зажег факел – старомодный, с каплями смолы, падающими с крупной верхушки, отбрасывающий красноватые отсветы и отчаянно дымящий. Из мрака выступили смутные очертания утеса, поросшего кустарником и молодыми деревцами. Пещера ждала. Путь к ней преграждала воронка/пропасть, сужавшаяся здесь метров до двух в ширину. Из трещины выплывали клубы тумана и смешивались с дымом факела.

Господи боже, это сон, не иначе. На вершине горы – башня, у подножия башни – поляна. А я под сильным кайфом. Но его это не убедило. Хруст гравия под ногами, запахи зелени и земли были слишком реальными. Каменная стена и пещера – слишком прочными. На ум Дону пришли Мильтон и Данте, и у него возникло острое желание помочиться.

Рурк сказал:

– Это и есть лесная пещера на участке Y-22. Немного информации: деревню поджег твой старший кузен в 1923-м. Предположительно, пожар был следствием вооруженного столкновения, когда селяне подкараулили Мельника и прочих вальщиков, собираясь принести их в жертву Старому Червю. Какого чёрта твой кузен с друзьями делали так далеко от «Слэнго», остается загадкой. Тебе отец когда-нибудь рассказывал об этом?