– Тогда я с большим удовольствием убью его, кем бы он ни был!
– Ну нет же! Ну что же вы! Вы никак не убьете его – это мой герой. Из романа.
– И что же натворил этот мерзавец, что заставил так страдать своего автора?
– Понимаете, героиня его так любит, так любит, а он ее совсем не замечает! А ей так плохо! Она так несчастна! – в глазах Джози снова заблестели слезы. Одна прозрачная слезинка побежала к подбородку.
Ричард достал из кармана платок и бережно вытер ее. Потом взял личико жены в ладони и нежно поцеловал глаза, млея от ощущения бархатных, влажных ресниц под губами.
– Что же это за герой такой, что заставляет героиню так страдать? Гоните его прочь. Или передайте, что скоро появится главный злодей, и уж тогда он ему задаст!
Джози коснулась тоненькими пальчиками его волос, заставив Ричарда затрепетать, потом обняла за шею, положила голову ему на плечо и несколько раз глубоко вздохнула. Он нежно обнимал ее и чуть покачивал, баюкая. Наконец она успокоилась, отстранилась и размяла пальчики:
– Приступим! – провозгласила она, вставляя в машинку новый лист, и глаза ее маниакально заблестели.
Ричард встал, поднял скомканную бумагу, спровадил ее в ведро и, пробормотав: – Мне уже страшно за героя, – вернулся наконец к чтению.
После обеда они поехали в музыкальный салон.
Джози не очень любила слушать музыку, но сегодня там собирался едва ли не весь свет. К тому же Ричард недавно подарил ей рубиновое колье, в котором она еще нигде не была и теперь, в карете, нетерпеливо крутилась, не в силах дождаться, когда прибудут на место и все увидят ее.
Он сидел рядом, сжимал ее ладошку, затянутую сейчас в темно-вишневую длинную шелковую перчатку, и шептал, что, увидев, все ослепнут, потому что ее красота затмевает солнце.
В салоне действительно был аншлаг: все возбужденно обсуждали новую звезду, итальянского тенора Умбертино Сальерти, который вот-вот должен был выйти на сцену. Ну и конечно, пялились на них: то, что он так дерзко, у всех на виду, обнимал ее за талию было почти вульгарно. Он это знал и злился, потому что не хотел, чтобы хоть одна грязная сплетня или косой взгляд касались ее, но иначе не мог. У него теперь было нечто чудесное, только его, и он не хотел делиться этим ни с кем. Хорошо хоть, Джози сейчас никуда не рвалась, а послушно держалась рядом, потому что прежде удерживать ее было мучительно…
Наконец все расселись, и занавес пал. И появился он. Он был очень юн и невероятно хорош собой, хотя и не очень высок и несколько одутловат. Да и пел божественно. Ричард, будучи гурманом в искусстве, не мог не оценить. Но наслаждаться мешал взгляд, которым Джози смотрела на исполнителя – полный восторга и обожания. Взгляд, которым она никогда не смотрела на него. Ричард горько вздохнул.
Джози ахнула и прошептала:
– Ричард! Ричард! Как он прекрасен! Я никогда не видела таких красивых! Кажется, я влюблена!
Иногда это бывало больнее, чем он мог выдержать. Пришлось впиться судорожно сведенными пальцами в подлокотник кресла. Наконец удалось вздохнуть, а то с ножом в сердце, что так легко всадила она, дышать было сложно. И он, чуть наклонившись к ее уху, сказал:
– А я бы отдал жизнь за один такой взгляд!
Она хмыкнула:
– Какой же вы корыстный! И взяточник к тому же! Неужто бы без взгляда не отдали?
– С наслаждением, – тихо и грустно заверил он.
По дороге домой они сидели, взявшись за руки, и молчали, погруженные каждый в свои мысли.
Наконец Ричард, которого молчание угнетало, заставляя думать черт-те что и даже ревновать, сказал:
– Ну что, берем его героем в вашу историю?
– Нет же, – к удивлению Ричарда, ответила она.
– Почему?
– Ну… как бы это сказать… он не совсем герой…
– Поясните!
– Ну все эти страдания, о которых он пел, они не его. Они тех, чьи стихи и музыка. Не думаю, что сам бы он стал спасать героиню. Или делать что-то для нее… А потом… я представила – вы уж простите, но так было! – что мы с ним… ну… – она закрыла лицо руками, и он понял, что она горит от стыда, – будто мы с ним занялись любовью… – выговорила она наконец, пряча лицо у него на груди.
Ричард стиснул зубы. В нем кипела такая ярость, что он испугался того, что мог бы сказать.
Но сказала она. Безуспешно попытавшись поймать его взгляд здесь, в темном пространстве кареты, она схватила его за руки и воскликнула:
– Не думайте ничего такого! Даже не смейте! Там, на месте его, у меня всегда были вы. Ваши руки, ваши губы. А его я так представить и…
Он не дал ей договорить, впившись поцелуем в ее губы. И потому, что она чуть не расплакалась, понял, что она ждала этого не меньше, чем он.
Дальше было уже плевать на все. Нужно было срочно ее раздеть и коснуться ее тела, иначе бы он сошел с ума.
