нет больше никого, кроме нее, в целом мире. Разве она имеет право бросить его? Она подошла, обняла изломанную горем фигуру Колдера, прижалась щекой к спине.
– Не смейте! – прорычал он, как раненый зверь. – Не смейте меня жалеть!
– Сейчас я не жалею. Просто хочу успокоить. Ведь вы мне дороги, очень дороги. Намного больше, чем брат покойного мужа. Намного больше, чем друг. Но я не влюблена в вас… – Мифэнви перевела дыхание: она всегда очень стеснялась, когда говорила о чувствах. – Но я… я думаю… вместе мы… могли бы научиться!
Он повернулся, теперь они поменялись местами: Колдер бережно заключил в кольцо рук ее хрупкую фигурку. Так они простояли несколько мгновений, потом она взяла его за руку и сказала:
– Идемте!
– Куда?
– На наш первый урок любви.
– Но вы ведь еще не моя жена?
– Я стану ею совсем скоро – у отца, похоже, тут все готово. А вам я нужна сегодня. – Ее щеки пылали, она прятала глаза. По тоненькой фигурке пробегала дрожь.
Колдер ощутил такой прилив нежности, что едва ли не рухнул к ее ногам, вымаливая прощение за свои резкие слова. Он поднес ее руку к губам, осторожно и даже церемонно поцеловал.
– Я недостоин вас, – прошептал он, прикрывая глаза.
– Не говорите так, – Она коснулась его щеки. – Уж поверьте, мы с вами вполне стоим друг друга.
Он светло улыбнулся ей.
– Вы, безусловно, нужны мне. Но я не хочу обворовывать себя и вас. Наша брачная ночь будет первой.
Мифэнви спрятала пылающее личико в ладонях.
– Почему вы передумали и решили нарушить клятву? – неуверенно проговорил Колдер.
– Перед Полом я уж как-нибудь извинюсь, но мне не перед кем будет извиняться, если я заставлю вас страдать, – тихо проговорила она.
Колдер приподнял ее и нежно поцеловал. Ей пришлось ухватиться за его плечи. Их глаза сияли, и мир вокруг заискрился и замерцал, чего не случалось уже долгих три года.
Они взялись за руки, переплетя пальцы, и пошли в сторону бальной залы… И Мифэнви, наблюдая, как Колдер приноравливает свои, обычно широкие шаги к ее шажкам, скользя взглядом по его чеканному профилю, пообещала себе обязательно полюбить его.
– Все вальсы отдаю вам, – сказала она.
– Тогда сегодня будут только вальсы, – с улыбкой отозвался он.
Они собирались уже влиться в праздник и наслаждаться танцами, когда, словно из воздуха, перед ними очутилась Латоя:
– Нам надо поговорить! – вскричала она.
Мифэнви, полуобернувшись к Колдеру, по лицу которого разливался гнев, осторожно вынула руку из его ладони и проговорила:
– Думаю, мне не составит труда побеседовать. Ждите меня, Колдер, и будьте готовы к тому, что я не танцевала целых три года!
Колдер сдержался, поцеловал руку Мифэнви и ушел, оставив молодых женщин наедине.
Латоя, дождавшись, чтобы кузен отошел подальше, тут же набросилась на Мифэнви:
– Я – твоя гостья, а ты совсем не заботишься обо мне! – она разгневанно топнула ножкой.
– О чем ты? – Мифэнви приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы не раздражаться.
– Ох, да не прикидывайся! Вы тут с Колдером развлекаетесь! А я сижу, скучаю! И знаешь почему? Потому что в этом платье, – она приподняла и растянула юбку, потряся ей, – меня принимают за твою горничную! И относятся ко мне соответственно!
– Прости, – Мифэнви и впрямь было стыдно, что все так обернулось в отношении Латои. – Я сейчас же распоряжусь, чтобы тебе подыскали что-нибудь приличное.
– Уж будь добра! Да, и еще – пусть твой отец даст моему Аарону какую-нибудь должность у себя при дворе. Тогда я стану придворной! – Похоже, Латоя уже все продумала наперед.
– А вот этого я делать не стану! При дворе моего отца и так хватает случайных людей, – негромко, но решительно возразила Мифэнви.
– Ну не могу же я, одна из Грэнвиллов, выйти замуж за простого коммерсанта! – взъярилась Латоя.
– Происхождение чувствам не помеха. Я в свое время вышла за бастарда, будучи, как меня тут называют, наследной принцессой. И если бы судьба предоставила мне начать все заново, я бы сделала то же самое. Поэтому, если у тебя больше нет ко мне претензий, я бы хотела вернуться к Колдеру, – и, чинно раскланявшись, направилась от Латои прочь.
…А потом они танцевали, танцевали, танцевали. Музыка, что лилась на них, звала и пьянила, казалась космической, и они кружились среди самых