«на булавки». Латоя, обрадованная щедростью жениха, тут же посетила лавки Лланруста и набрала себе отрезов самых вызывающих оттенков: на ее счастье, здешние жители, как часто это бывает с обитателями крошечных городов со сказочной архитектурой, любили все яркое. Она слышала от Мифэнви, что Колдер выписал из Лондона модистку, замечательную мастерицу, и уже рисовала в воображении себя в новых нарядах.
Сейчас она, взвинченная и счастливая, сидела напротив Мифэнви в экипаже, и та даже не казалась ей святошей.
– Эй, Мейв, – Латоя заерзала, поскольку ее распирало любопытство, – ну и каково это – чувствовать мужчину внутри себя? Теперь ты должна понять, почему я пошла на то пари с Джоэлом.
Мифэнви вздохнула.
– Я не стану обсуждать с тобой свою личную жизнь и никогда не пойму и тем более не приму подобного спора, – тихо ответила она.
– Ну до чего ты зануда и правильная! А я тут хотела с тобой кое-что обсудить – кажется, я встретила мужчину своей мечты! – Латоя перешла на таинственный тон.
– Поздравляю! Надеюсь, вы скоро поженитесь, – глядя в окно, проговорила Мифэнви.
– Нет, потому что он женат! – выпалила Латоя.
– Тогда зачем же тебе о нем мечтать? К тому же у тебя есть жених. – Мифэнви потрясла головой, чтобы все сказанное уложилось по полочкам.
– Тут одно не исключает другого, – многозначительно произнесла Латоя и подняла вверх пальчик. – Почему я, имея в женихах сущего увальня, не могу поразвлечься с женатым мужчиной, если его жена – форменная стерва?
Мифэнви поняла, что спорить тут бесполезно и объяснять, что существуют элементарные нормы приличия, тоже. Поэтому, тяжко и глубоко вздохнув, она спросила:
– И кто же этот несчастный?
– Ричард Торндайк, – тотчас же радостно поделилась Латоя.
Мифэнви даже поперхнулась, но, степенно откашлявшись, все же сказала:
– Насколько мне известно, он влюблен в свою жену!
– В том-то и дело! – Латою это замечание, кажется, нисколечко не смутило. – Она-то его не любит! А любви, как говорит моя маман, нужны дрова!
– Дрова бывают разные, – чуть склонив голову набок и рассматривая сидящую напротив кузину, заметила Мифэнви. – Для некоторых мужчин такими дровами является холодность женщины. Это будит в них желание добиться, подстегивает азарт…
– Ой, рассказывай больше! – махнула рукой Латоя. – Это только твой Колдер мог сохнуть по тебе три года и при этом даже пальцем не трогать. Таких ненормальных мало!
– Мистер Торндайк – ученый! Полагаю, уже одно это отличает его от основной массы обывателей, – Мифэнви все еще не оставляла надежды достучаться до разума кузины.
– Но это хорошо! У меня еще никогда не было ученого! Среди моих поклонников были аристократы и банкиры, а вот ученого – ни одного! Да и потом я красивее этой Джози. Мне об этом весь свет твердил.
Мифэнви снова повернулась к окну, рассматривая пейзаж. За окном хмурилось, начинался дождь.
– Как сказал наш современник и величайший эстет, господин Оскар Уайльд: «Красота – в глазах смотрящего»[9], – промолвила она. – Например, я люблю осень и дождь, считаю их просто прекрасными. А кто-то любит лето или весну, а осень совсем не любит. Я же не стану препираться с ним и говорить, что он не прав, потому как мне все равно не удастся его переубедить, как и ему – меня. Так-то.
Латоя с присвистом вздохнула:
– Умеешь ты, Мейв, тоску нагнать. Я бы поспорила с тобой, что он будет моим, но ты не любишь споры.
– Ох, Латоя, – повернувшись к ней, покачала головой Мифэнви, – все-таки было бы лучше, если бы ты предваряла свои дела размышлениями – здравыми и взвешенными. А то мне даже боязно представить, к чему тебя однажды может привести подобное безрассудство.
Латоя лишь недовольно хмыкнула: мол, много ты понимаешь! Мифэнви не возражала, переведя тему на модистку, которая уже дожидалась их в Глоум- Хилле.
– Мне просто не терпится увидеть, как там все изменилось! – В глазах Мифэнви сияла чистая детская радость.
– Да, мне тоже охота узнать, что там Колди намудрил! – поддержала Латоя.
Дальше, уже до самого Глоум-Хилла, разговор так или иначе касался домашних тем, не переходя на личные.
Колдер перенес свою жену через порог и гордо, но при этом очень бережно поставил на темный мрамор пола.
– Вот, теперь ты здесь настоящая хозяйка! – сказал он нежно, заправляя ей за ушко рыжеватую прядь. После оглянулся вокруг и крикнул куда-то вверх: – Эй! Ты слышишь – она здесь хозяйка! Береги ее!
И Глоум-Хилл прогудел согласие всеми своими каминными трубами.
Молодоженам очень хотелось побыть наедине, но к ним, судя по скрипу подъемника, уже спешили гости, и нужно было приступать к встречам и
