исказивший необычайную красоту этой женщины. Темно-русые тугие косы лежали над ее умным лбом, а под густыми бровями искрились бесконечно добрые, проникновенные глаза.
Она взяла черную перчатку изящными тонкими пальцами левой руки и положила на раскрытую книгу перед собою.
– Маша… – опять тихо сказал Леонид. – Познакомься, Татьяна Ильинична! Это моя жена Маша.
Лучистые глаза Маши взглянули на меня с лаской.
– Я видела вас, Таня… К сожалению, лишь один раз… Но так много слышала о вас…
Неловко протянула я ей руку. Маша пробормотала торопливо:
– Простите…
Быстро надела левой рукой свою черную перчатку на правую и лишь тогда ответно протянула мне для рукопожатия. Я почувствовала, как слаба и тонка рука, и очень осторожно дотронулась до нее. Леонид незаметно шепнул мне:
– У Маши болят руки…
Маша усадила меня рядом с собою. Мы глядели друг другу в глаза и не знали, с чего начать разговор. Так много нужно было сказать.
Леонид нарушил молчание:
– Распоряжусь, чтобы нам принесли сюда чаю.
Маша сказала:
– Распорядись, милый.
Леонид ушел. Рука в черной перчатке легла на мое плечо. Маша не улыбалась. Вероятно, рубец на щеке был болезнен и мешал ей. Только глазами улыбалась Маша:
– Надо благодарить вас, Таня… очень, очень.
Я раскрыла мою старую сумочку и вынула оттуда перстень.
– Возвращаю вам. Вы тогда дали мне эту ценную вещь.
Задумчиво смотрела Маша на перстень, который я вручила ей.
– Леонид не хотел встречаться с тем злым человеком, – тихо говорила Маша.
– С Дымовым? – спросила я.
– Да. Леонид позвонил по телефону сюда, в дом, где я остановилась. Сказал, что пришлет кого-нибудь за этой вещью. Вы позвонили и сказали: «Доброе утро!» – это был наш своеобразный пароль. Через окно я увидела вас. Видела и Леонида, как он сидел на скамье. Я вручила вам кольцо. Когда через несколько минут я выглянула в окно, ни вас, ни Леонида на скамье не было. Ваш вторичный визит был некоторой неожиданностью. Моя домработница не знала всех обстоятельств. Она не должна была никому выдавать, что я здесь. Это нужно было скрыть от Дымова. Он преследовал тогда нас, добивался встречи, каких-то объяснений с Леонидом, вмешивался даже в нашу семейную жизнь… Домработница открыла вам дверь. Вы были так возбуждены и вели себя так странно…
– Не стоит об этом вспоминать, – обмолвилась я.
Маша наклонила голову в знак согласия и задумчиво смотрела на перстень.
– Этот перстень был бы нашим подарком Степану Кузьмину в день его рождения. Мы долго с Леонидом думали: что подарить? Этот антикварный перстень я купила случайно. Меня уверяли, что он принадлежал Михаилу Васильевичу Ломоносову.
Маша протянула мне перстень.
– Видите вензель? «М» и «Л» – Михаил Ломоносов…
Улыбнувшись, я возразила:
– Хочется верить, что перстень принадлежал Ломоносову. Но ведь вензель можно читать и по-другому. Например: «Леонид Михайлович».
– Или «Маша» и «Леонид», – шутливо добавил Леонид, входя в комнату.
За ним старушка, та самая (помните?), но совсем не ехидная, внесла красивый поднос с чайными принадлежностями.
Леонид взял перстень и повертел его в руках.
– А все-таки насчет Ломоносова не одни предположения…
Он принес лупу в старинной серебряной оправе и протянул ее мне вместе с кольцом.
– Рассмотрите внимательнее. Видите тонкую вязь среди листьев орнамента?
– Это буквы, – вымолвила я.
– Читайте.
Я прочитала:
– «Ш-у-в-а-л-о-в». Шувалов? Кто такой Шувалов? – с недоумением пробормотала я.
– Это современник и друг Ломоносова, – пояснил Леонид. – Известно знаменитое письмо Ломоносова к Шувалову «О пользе стекла» в стихах.
