Еды, правда, нехватка. Ничего, потерпят.
Забравшись в лодку, Плющ подхватил весло и оттолкнулся им. Плавсредство с шорохом съехало в воду.
Костя сел за весла и погреб от берега.
Парус ставить было рановато, глазастые викинги могли и заметить, а излишнее внимание Плющу было ни к чему.
Пока лодка скрылась за скалами, Костя упарился. Впрочем, что за пессимистический взгляд? Надо думать, как оптимист: он неплохо разогрелся!
Установить мачту, укрепить ее, поднять парус – все это у Плюща вышло не с первого раза, но вышло-таки.
Устроившись на месте кормщика, он опустил рулевое весло, направляя лодку к выходу из залива.
Ближе к морю устье Стьернсванфьорда сужалось, как горлышко кувшина, и возникало встречное течение.
Ход лодки сразу замедлился, суденышко еле ползло, но ветер пересилил-таки воду и вынес парусник на простор.
– Дорогу помнишь? – спросил Костя, хоть и не всерьез.
– Помню, – кивнула девушка. – Шхер тут мало, можно держать ближе к берегу, глубина достаточная.
– Ну совсем уж близко мы не будем, а то я и звезд не увижу… А ты ложись, поспи.
– А ты как?
– Потом отосплюсь.
И затикали минуты, потянулись часы бесконечной вахты.
Спать хотелось ужасно, да еще и Эльвёр, в полусонном виде, ища местечко потеплее, устроилась рядышком – и задышала ровно, спокойно, навевая то дрему, то иные чувства.
Наверное, под утро Плющ все-таки заснул. Разбудил его парус, захлопавший под порывами ветра.
– Уже Красные скалы… – пробормотала девушка, на секундочку разлепив глаза.
Сполоснув лицо и совладав с парусом, Костя продолжил путешествие.
Близилось утро, небо за горами на востоке начинало сереть, звезды тухли одна за другой.
Смутный облик берега начинал угадываться, а немного погодя и стал виден. Мрачные обрывы чернели, словно удаляясь к небу от волн, а пенная полоса прибоя разделяла воду и сушу.
Заря разгоралась, поднимая над горами розовое полотнище, вот и краешек солнца выглянул.
Темнота ночи таяла, откатываясь на запад.
В таинственный сумеречный час природа будто покрыта была серой фатой, под которой не различить, красавица или уродина прячет свой лик, а на солнце все стало ясным и явным.
– От Красных скал лучше мористее взять, – всполошилась Эльвёр, – а то можно и на подводные камни напороться!
– А оно нам надо? – спросил Плющ и повел лодку от берега.
Поглядывая на девушку, он спросил:
– Эльвёр, а Сокнхейд – это что? Фьорд или город?
– Город. Фьорда там нет, а залив есть. Серебряным называется. Там красиво…
– А ты в городе живешь?
– Ага! У нас там большой дом, я тебе все-все покажу!
– Ладно, – улыбнулся Костя.
Его вниманием завладел крошечный островок, открывшийся с правого борта, – этакий плоский холмик с парою корявых сосенок.
Но не деревца, покуроченные ветром, привлекли Эваранди, а крошечная фигурка человека, стоявшего на берегу. Он был совершенно один на маленьком клочке суши, со всех сторон окруженном водой.
Робинзон?
Решительно направив лодку к острову, Костя не позабыл и о прихваченной секире. Кто его знает, этого Робинзона?
Может, это людоед местный? Мало ли…
– Ой! – внезапно испугалась Эльвёр. – А ты куда? Это же, наверное, Черный Вайделот[56]! Он же колдун! Очень- очень злой!
– Не бойся, – твердо сказал Плющ, – я справлюсь.
Спустив парус, Костя сел за весла, причалив с подветренной стороны – там, где на берегу чахла сосна, впившаяся в камни узловатыми корнями.
Плющ спрыгнул на берег, набросив швартов на крепкий ствол, и пошел искать Робинзона.
Тот нашелся сам – выкарабкался на карачках из шалаша.
Было тому Крузо то ли сорок, то ли шестьдесят – неопрятная борода и повылезшие волосы на голове, редкими прядями вившиеся на ветру, не позволяли определить возраст поточнее. Изможденное тело Робинзона было серым от грязи, и лишь обрывок истрепанной шкуры прикрывал тощие
