— Спасибо. — Ийлэ отвела взгляд. — Он начал рассказывать, и… и я представила… стула не было… к креслу привязывали… просто привязывали… угли в камине… и я не хочу вспоминать.
— Не надо.
Он только и может, что обнять ее. Слабое утешение, но уж какое есть, Ийлэ не протестует, она затихает и дышит мелко, часто. Ее дыхание Райдо ощущает сквозь плотную вязь свитера и сквозь рубашку тоже. Свитер и рубашка — слабая защита, хотя от альвы он вовсе не собирается защищаться.
— А у тебя волос седой… — Он говорит, потому что надо что-то сказать.
— Да? — Ийлэ не верит, по этому простому вопросу очевидно, что не верит. — А… а ты вообще лысый…
— Это плохо?
Отрастут. Уже отрастают, но не на шрамах, и Райдо, глядя на свое отражение в зеркале, удивляется тому, до чего он стал уродлив. И голову бреет, потому как длинные волосы не спасут ситуацию.
— Нет, я… привыкла… я к тебе совсем привыкла… и когда ты здесь, мне спокойно.
Это признание многого стоит. И Райдо рассмеялся бы, просто так, от счастья, которого вдруг стало много, так много, что в себе не удержать, но испугался, что она не поймет. Решит, будто бы он над нею смеется.
— Спасибо…
— Скоро уже весна. — Ийлэ запрокидывает голову, смотрит снизу вверх, и темные глаза ее поблескивают.
Изумруды? Райдо нашел свои…
Сокровище.
И дураки те, кто желает иного… на его счастье, дураки, иначе разве она бы выбрала… нет, она еще не выбрала, но есть ведь шанс.
Главное, осторожно.
— Ты этого боишься? — Он чувствует за нею не страх, неуверенность.
— Немного.
— Чего?
— Вдруг я… я пообещала, что вылечу тебя, но вдруг не смогу? Я ведь никогда… мама учила кое-чему… и отец тоже… землю слушать… родники открывать. Или, напротив, запирать, чтобы ушли. Иногда они под домом открывались, а он не любит, когда слишком мокро… еще розы… мама делилась силой с ними… или молнии ловить… молнии на самом деле очень доверчивые.
— Зачем ловить молнии?
Она улыбается снисходительно и немного насмешливо, и этой улыбкой можно любоваться, наверное, вечность. Во всяком случае, Райдо готов. Вот только вечности у него в запасе нет.
— Молния — это сила. Очень много силы… так много, что я в первый раз не сумела удержать… земле отдала, и потом за два дня все расцвело… первый месяц весны, а у нас яблони в цвету… померзли, конечно… но все равно… я никогда не лечила.
— У тебя получится.
— А если нет?
— Получится.
Райдо зажал темную прядь ее волос, от которых пахло уже не лесом, а той самой близкой весной.
— Я никогда не лечила… и это не лечение, это…
— Ты его уже вытащила.
— Надо все, до последнего осколка… не осколка… побеги и семена… если хоть одно, то все сначала, и… и я боюсь.
— Я тоже.
— Ты? — Ее удивление искреннее и яркое.
— Я.
— Ты не можешь бояться.
— Почему? — Райдо вновь смешно, правда, нынешний смех с привкусом горечи.
— Потому что…
Хороший ответ и причина веская.
— На самом деле я много чего боюсь, — признался Райдо, отпуская прядь, на которой осталось немного его собственного запаха, не метка, но почти. — Боюсь умереть. Мне нравится жизнь, и я предпочел бы пожить подольше… лет этак пятьдесят еще… или шестьдесят…
— Сто?
— Если жила будет милосердна… почему-то мне кажется, что и через сто лет мне будет мало жизни.
— Смерти и я боюсь. — Ийлэ отвела взгляд и вновь себя обняла. — Раньше… не давно, а… я думала, что смерть — это избавление. Счастье почти…
