незнакомое.
Я вышла во двор. Ветер, налетев, принес откуда-то свежесть. Я вдохнула ее: пахнет морем. Но у нас нет моря. Море есть… у Этель.
И в тот же момент я вспомнила ее – все, что было в академии.
У нее длинные черные волосы и красивое бледное лицо. Она встречалась с Даймондом до меня. Она любила варить зелья и готовить мази. Она решительная и умная. Мы даже успели подружиться перед выпуском И… я вспомнила про нее еще кое-что.
Но это был еще не весь сюрприз: я вспомнила Джона и Рихарда! Да они ведь были как близнецы – и прекрасно относились к Даймонду, Джон даже покрывал его то и дело. А теперь – оба вынесли ему смертный приговор.
Я стояла во власти воспоминаний, а вокруг витал незнакомый запах, принесенный неведомо откуда взявшимся морским бризом. Это был запах… весенней земли. Как бывает в том местечке, где я родилась.
Я медленно побрела по двору, вышла за ворота. Вдоль дороги росли какие-то кустарники, они уже начинали засыхать – ведь в Мире-на-краю достается не только людям. Но запах был и здесь. Запах новой жизни. Хотя его просто не может быть, когда вокруг все умирает.
Я прислонилась спиной к дощатому забору и закрыла глаза.
Я все поняла. Еще слишком рано, но я не ошибаюсь.
Не было безумного счастья или удивления, как, наверное, бывает у других. Было понимание: происходит то, что должно произойти. Это правильно. Это хорошо.
Скрестив руки на животе, я посмотрела в небо.
Дирижабли не летали, птиц не было видно. Даже облака, кажется, застыли.
– Я назову тебя Тина, – сказала я. – В честь деревни, где я родилась.
На суд я пришла спокойная. Верховные творцы сразу заметили во мне какую-то перемену и явно были этому рады.
А Этель… Этель была в свадебном платье.
Опять сначала. Это заседание почти последнее – остается только мой креадор. Творцы рассказывали, как было дело, а я сосредоточенно смотрела на Этель. И она, так же, – на меня.
«Слушай меня, Этель! – мысленно говорила ей я. – Ты не помнишь ни меня, ни Даймонда, но я сегодня вспомнила все. Мы были подругами. Ты мне красила волосы на выпускной, а себе осветляла пряди, в точности как сейчас. Даймонд не виноват, его подставил Ральф. Ты всегда защищала его от Ральфа, хоть и не помнишь этого. Ты выходишь замуж – и, наверное, счастлива. Я искренне желаю тебе этого. Конечно, у вас будут дети. Я тоже жду ребенка – это ребенок Даймонда. Я люблю его. Не забирай у меня моего креадора, прошу! Твой голос решающий: в семиугольнике три – за и три – против. Умоляю, оставь ему жизнь! Иначе мой ребенок никогда не увидит отца».
Я видела, как у Этель слегка приоткрылся рот. Она слышала меня – совершенно точно слышала! И даже прозевала, когда творец спросил ее:
– Итак, ваше решение?
– А? – очнувшись, Этель заозиралась, словно вспоминая, где находится.
– Этель Шепердсон! Что вы нам скажете: вы согласны помиловать креадора или же возражаете?
Шепердсон! А была Верлен. Значит, она уже вышла замуж. Сегодня.
– Я согласна. Согласна! – быстро сказала Этель. – Пусть живет.
И улыбнулась.
«Спасибо тебе! И поздравляю! Жаль, что я не могу слышать тебя так же».
– Что ж, мы благодарим вас, – произнес творец, и экран с Этель погас.
Погасла и моя вечная свеча. Когда вызовут Даймонда – я узнать не успела. Но это потом. Все потом. Я иду к нему. Мне так много нужно ему сказать.
Сегодня опять дежурил Гектор. Видя, как я вплываю в коридор, он даже ни о чем не спросил – просто встал и пошел открывать решетку.
Даймонд спал. Я села рядом на кровать и погладила его по заросшей щеке. Он открыл глаза, узнал меня и улыбнулся, сев на постели.
– Здравствуй, любовь моя, – сказал он и поцеловал мне руку.
– Я беременна, Даймонд. У нас будет дочь.
– Что?
Его черные глаза, кажется, вместили весь мир. Мир-на-краю.
– Откуда… как ты можешь знать, ведь прошло два дня!
– Я маг-аналитик, не забывай. Я знаю точно. Во мне ребенок – твоя дочь Тина.
– Ты уже и назвала ее? – он никак не мог прийти в себя.
– Имя пришло само. Оно ей подойдет, вот увидишь.
Даймонд опустил взгляд.
