Лессия Твикс, сидящая рядом с ним, испепелила Барди взглядом. Оля Окей потихоньку принялась расплетать жиденькие косички, наивно полагая, что от этого ей станет теплее. Риз вспомнил, что, когда его друг Дюшка мерз, он тер ладони друг о дружку и постукивал ногами. Наверное, это ему помогало.
«В случае чего начну потихоньку постукивать, – решил про себя Ризенгри. – А пока не замерз, надо набирать очки».
– Сегодня мы будем проходить древнюю поэму «Ев, гений Онегин…».
– А что он ел? – тут же спросил Рино.
– Плюс два балла в твою интеллектуальную копилку за интересный вопрос, – тут же нашелся Пушкин. – И минус четыре в психологическую. За неспособность слушать молча. Ел он, кстати, рождественский пирог, который спек его дядя после того, как переставил в доме всю мебель. Итак, я читаю поэму, вы ее запоминаете на слух. Всем ясно?
Поэма «Ев, гений Онегин…» в исполнении Пушкина на Земле-11 звучала так:
Услышав первые строчки, Ризенгри расслабился: он знал эту поэму наизусть еще тогда, когда был Венькой Бесовым. Осторожно проверив свою память и убедившись в том, что она ему не изменяет, Ризи открыл тетрадь по математике и занялся приготовлением вчерашнего домашнего задания. Барди скосил глаза на Клюшкина и последовал его примеру. Пушкин читал «Ев, гения Онегина» ровно пол-урока, после чего захлопнул книгу и сказал:
– Ну-с, проверим, кто что запомнил.
Первую строчку проскандировали все хором. Рино и Федя вдвоем родили поэму до слов «Пирог тот кушать день и ночь», а умничка Маша Малинина повторила почти полторы страницы, правда, немного запинаясь. Оля Окей, исподтишка записывающая за Пушкиным, изобразила еще строк десять из середины, только не подряд. Когда ни один из учеников больше не мог выдать ни слова, Ризенгри встал и прочел поэму наизусть с самого начала ровно до того места, на котором остановился Пушкин. Тишина была наиполнейшая. Даже Кле, посиневшая от холода, временно перестала стучать зубами.
– Дюшка! – восхищенно произнес Лелександр Пушкин. – Я… Я… Я поражен… Я…
Но тут прозвенел звонок, и ученики дружно вылетели из класса и бросились в свои комнаты за теплой одеждой. Следующим уроком было вышивание крестиком. На вышивании крестиком в классе, не останавливаясь, шел проливной дождь. В это же время между родителями Барди шел, не останавливаясь, грандиозный скандал. На скандале присутствовали: Фредерико Мене, его жена Сильвия Мене, одна шестая часть Димы Чахлыка и маленький кусочек Рона Э-Ли-Ли-Доу.
– Как этот недоделок мог обойти нашего сына! – орал Фредерико. – Хоть он и человек, хоть я и собираюсь людей восстанавливать, но как ты могла допустить, чтобы наш сын, третий мутант, оказался хуже? Почему ты не выучила с ребенком поэму заранее? Почему ты не объяснила ему, что на уроке литературы надо заниматься литературой, а не математикой? Математику он еще вчера должен был сделать! Что он вчера делал? А ты что вчера делала?
– Уточни, когда именно вчера? – визжала Сильвия. – Когда? В то самое время, пока ты торчал в ресторане с этой белокурой бестией?
– Как ты смеешь так уничижительно отзываться об ангеле! – стучал кулаком по столу Фредерико. – Я не просто там сидел, я работал! Я работаю день и ночь! Я – специалист с мировым именем, а ты не можешь обеспечить меня достойным ребенком, который…
Рону и Диме стало скучно подслушивать Менсов, и они улетели. После вышивания крестиком в условиях тропического ливня класс для особо одаренных погнали на легкую атлетику, в зал номер один.
– Я уже заглядывала в этот зал, – похвасталась Маша Малинина. – Там подготовили яму около батута, в которую потом накидают поролона…
– Для чего? – удивился Федя.
– Как для чего? Чтобы в нее с батута прыгать, чтобы мягко падать и не переломать себе костей. Это всегда так делают, – авторитетно объяснила Малинина. – С древнейших времен.
– Ах да, я и забыл, батут – это ты выбрала, – вздохнул Федя. – Ну, батут так батут. Легкой атлетикой я тоже в принципе не против заниматься. Говорят, мы сегодня только бегать будем.
– Фи, опять клоузетом пахнет! – скривила нос Клеменси.
На этот раз запах почувствовали все. Его невозможно было не почувствовать: «клоузетом» воняло уже за километр от зала номер один. А в самом зале вообще был полный аут. Яма, о которой говорила Малинина, была наполнена вовсе не поролоном, а какой-то вонючей отвратительной гадостью. Может, и не из канализационной трубы, но чем-то, весьма близким к этому.
– Это что, натуральное дерьмо? – дружно изумились сестрички Твикс.
– П-п-похоже на то, – принюхиваясь и присматриваясь к яме, ответил Кузя.
