– То есть Айсина уандукская магия на тебя так сильно действовала, что ты о ваших делах никому не мог рассказать? – сочувственно спросил я. – Ну надо же.
– Думаете, это была уандукская магия? Нет, что вы! Те заклинания гораздо слабее. Их бы я опознал. В Суммони мы с ребятами часто околдовывали друг друга. Это была такая игра: кто вовремя заметил и не поддался, тому достается дополнительный десерт. А проигравший моет посуду. И между прочим не так уж часто я ее мыл!
– Ну так в Сердце Мира действие любых заклинаний многократно усиливается. Это нормально. Но все равно вполне можно им сопротивляться. Они не парализуют волю, а только изменяют наше отношение к происходящему, подчинять свои действия осознанной необходимости это не особо мешает… Впрочем, мне легко говорить. У тебя-то пока совсем нет подобного опыта. И толкового друга, который объяснил бы, что с тобой происходит, тоже не нашлось. Конечно, у тебя не было ни единого шанса. Прости.
– Значит, Шимора меня перехитрила, – вздохнул Карвен. – Сказала, это такая особая магия высших ступеней, что если я буду сопротивляться, умру. А умирать я совсем не хотел. Только в самый последний момент засомневался – может, не стоит так упорно цепляться за жизнь? Ну, уже перед тем, как исчез.
– Да, если считать, что сопротивление заклинанию тебя убьет, тогда вообще хрен с ним справишься, – мрачно согласился я.
– Вы так огорчились, как будто она не меня, а вас обманула.
– Именно так я себя и чувствую. Айса мне всегда нравилась. Со вчерашнего дня места себе не нахожу, все думаю: как же жалко, что изгнание пошло ей не на пользу, и она утратила интерес к магии. А это, оказывается, был просто спектакль. Оно, конечно, в каком-то смысле неплохо, лучше уж пусть будет злющей ведьмой, чем дырявым мешком для хранения упущенных возможностей. Но…
– Все-таки не спектакль, – возразил Карвен. – Шиморе и правда несладко пришлось. Особенно когда Мастер Иллайуни наотрез отказался открывать ее Врата. Он, конечно, объяснял почему. Сказал, Шимора для этого слишком хороша. Слишком могущественная и одновременно неопытная, чтобы пережить такую встряску. Не стоит понапрасну рисковать, пока она молода и здорова, и ее жизни ничего не грозит. Мы трое к тому моменту уже кое-чему научились, поэтому знали, что Мастер Иллайуни говорит чистую правду, но сама Шимора ему не верила. Говорила: какая может быть вера человеку, который называет жизнь ложью? И нас слушать не хотела. Заткнитесь, хитрые подлизы, выклянчили себе бессмертие, и думаете, что сразу стали умнее всех, и так далее, сами знаете, чего можно от злости наговорить. Мы на нее не сердились, хотя бы потому, что… Слушайте, я совсем не люблю сплетничать, но если не рассказать, вы не поймете, что Шимора не так уж и виновата.
– Ты о чем?
– Ну вы же видели Мастера Иллайуни. И наверное можете представить, как мы были им очарованы.
– Ну, в общем, да, – невольно улыбнулся я.
– Лично я бы, наверное, умер ради него, – простодушно признался Карвен. – Запросто. По одному ему слову. А я при этом не девчонка. Для них-то он еще и красавец, каких не бывает. И вообще идеальный возлюбленный, как из старинных историй о странствующих принцессах и их волшебных видениях. В общем, не удивительно, что Шимора в него влюбилась. А влюбиться в Мастера Иллайуни – это хуже не придумаешь. Он же кейифай. И по нашим меркам ужасно старый, столько тысячелетий, по-моему, вообще никто из людей не живет, даже самые могущественные колдуны. У них все совершенно иначе устроено, в том числе чувства. Особенно чувства! И то, что для нас предельная степень близости, для них – просто один из множества способов приятно провести время с чужими людьми. А что для них настоящая близость, этого я, наверное, даже вообразить никогда не смогу. В общем, мы очень разные, только с виду похожи – две руки, две ноги, и все остальное примерно на том же месте.
– И это здорово сбивает с толку.
– О да. Такими как Мастер Иллайуни лучше любоваться на расстоянии – как морем или закатом, которые делают нас счастливыми одним своим присутствием, не устанавливая с нами каких-то особых отношений. Танита это сразу поняла и была рядом с ним очень счастлива. Ну и до нас с Менке в какой-то момент дошло, но нам, по понятным причинам, с самого начала было проще. А Шимора упорно оценивала поведение Мастера Иллайуни, как если бы он был человеком – примерно таким же, как мы, просто старше и немного умнее. «Хитрее», как говорила она сама. И быстро дооценивалась до такой катастрофы, что хоть плачь.
– Мама дорогая, – потрясенно вздохнул я. – И я еще имею наглость периодически жаловаться на свою судьбу! Была бы она такой злодейкой, как я ее рисую, сделала бы меня девчонкой, которую угораздило влюбиться в старого кейифайя. Хуже, пожалуй, уже ничего не придумаешь. Правда, родиться одним из людоедов энго с окраины Красной Пустыни тоже наверное не сахар. Но все равно полегче: они, говорят, совершенно безмозглые. Вполне можно жить.
Карвена мое признание, похоже, шокировало. Причем даже не из-за отчаянной готовности родиться безмозглым людоедом.
– Вы что, правда жалуетесь на свою судьбу? – спросил он. – Или просто для красоты так сказали?
– Да почему же сразу для красоты. Бывает еще как жалуюсь. У меня вообще довольно склочный характер. Ну и судьба, положа руку на сердце, умеет иногда удивить и… скажем так, порадовать. А потом догнать и еще раз порадовать. И снова удивить. Но самого худшего она со мной, как я сейчас понимаю, все-таки не учинила. Надо бы это запомнить и почаще ее благодарить. А Айса, конечно, влипла, что тут скажешь.