– Нам предстоит еще много дел, – сказал Уилл. – И нам нужен этот телефон.
– Ладно, я прямо сейчас этим займусь. – Аджай зашагал к двери, но по пути остановился. – Уилл, я понимаю, мы можем соединить между собой множество фактов, но скажи… у тебя есть хоть какое-то представление о единой, большой картине?
– Кое-какие соображения имеются, – сказал Уилл. – Не хочу ничего говорить, пока мы все не соберемся вместе. Ты в теннис играешь?
– Потрясающий по степени того, насколько он не имеет отношения к делу, вопрос.
– Просто я пытаюсь разобраться в своем сне. Ну, так играешь?
Аджай пожал плечами.
– Я гораздо лучше играю в пинг-понг.
– Каково значение любви?
– Боже мой, от абсурдного к очевидному…
– Я имею в виду –
– В теннисе? В ведении счета в теннисном мачте «любовь» означает «ноль». Происхождение этого термина дискутируется, но поскольку игра изначально возникла во Франции, согласно одной из теорий происхождение слова «love» выводится от французского слова l’?uf. По-французски это означает «яйцо». Потому что яйцо формой похоже на ноль.
–
Уилл почувствовал, как логическая головоломка с холодными щелчками сходится воедино из разрозненных кусочков. Он словно бы только что нашел нечто вроде краеугольного камня, и все остальное прилепилось к нему.
– Это – наиболее популярная гипотеза, но наверняка не знает никто. Уилл, если тебе снятся сны про яйца, может быть, ты просто… голодный?
– Честно говоря, просто помираю с голоду.
– Может быть, стоит сказать врачам, что ты проснулся?
– Через две минуты, – сказал Уилл. – И подними побольше шума по этому поводу. Тогда у тебя появится возможность незаметно улизнуть.
Аджай вышел в коридор. Уилл выдернул из руки иглу капельницы, неуверенно встал с кровати и надел халат. Он пошел к двери, соединявшей между собой две палаты.
На больничной каталке лежал Ник. Его правая нога, до колена закованная в гипс, была поднята на растяжку. Уилл подошел к Нику. Тот лежал с закрытыми глазами. Правое веко сильно распухло и потемнело от кровоподтека.
На нижнюю губу и левую скулу были наложены швы. Множество ссадин и царапин украшало кожу Ника. Он словно бы выжил при крушении поезда.
– Эй, болящий, – прошептал Уилл. – Ты просто наглядное пособие для сострадания. Девочки будут целовать твой гипс.
– Ты бы на других поглядел, кого я отделал, – прохрипел Ник, приоткрыл здоровый глаз и сжал руку Уилла. – Кстати, я всем говорю, что это НПТ – Неопознанные Праздничные Травмы.
– Тот еще праздничек.
– Брук в порядке, брателло? – спросил Ник.
– Говорят, да.
– Значит, мы прижали этих ублюдков.
– По стенке размазали, – кивнул Уилл.
– Точно, – кивнул Ник, наклонился ближе к Уиллу и прошептал: – А еще, чел, у меня грандиозная новость: какими лекарствами меня сейчас потчуют, не знаешь? Это
– Ник, послушай, это очень важно. Лекарства, сотрясение мозга, перелом. Это я все понимаю, но есть кое-что поважнее: никому не говори ничего такого, чего им знать не нужно.
Ник торжественно поднял сжатую в кулак руку.
– Заметано. А что, сотрясение у меня тоже было?
– Чел, ты с ним родился, – усмехнулся Уилл и пошел к двери.
– Эй, постой. Я хотел тебе кое-что рассказать… Что-то очень важное про Непстеда, – сонно пробормотал Ник. – Но вот проклятье, напрочь забыл, что…
Ник заснул. Уилл прошел через дверь в точно такую же смежную палату. Здесь на спине, под капельницей, рядом с целой батареей мониторов с закрытыми глазами лежала Элиза.
Уилл взял ее за руку, наклонился к ней и прошептал:
– Элиза, ты меня слышишь?
– Нет, – ответила Элиза. – Я умерла. Трагически погибла.
Она приоткрыла один глаз.