– Если не хотите ни в чем сознаваться, я не имею права вас отпустить, – продолжил полицейский.
– Могу я позвонить своему адвокату?
– Да.
– Верните мой телефон, там номер.
Ведьма из-за спины полицейского показал мне кукиш. А я не успела это сфотографировать. Жаль!
– Телефон вернуть не имеем права, – отозвался полицейский. – Можете позвонить по нашему аппарату.
Если бы я еще помнила обычный телефонный номер Ночного Дозора!
– Я не помню номер. Он в записной книжке телефона.
– Телефон вернуть не имеем права. Инструкция.
Была ли у полицейского такая инструкция на самом деле, или ему внушила ее ведьма – вопрос второй. Позвонить не получается. Нападать на полицейского и на ведьму не получается – еще пристрелят при попытке к бегству, амулеты у ведьмы мощные. А потом Ночной Дозор может сколько угодно подавать протесты, мне они уже не помогут. И что делать? Ждать? Ждать и надеяться…
– В камеру, – приказал следователь.
Его приказ мне совершенно не понравился.
Камера оказалась мерзейшей. Отвратительная аура, отвратительные стены, отвратительные нары с мерзким бельем и очень несимпатичные обитательницы – две какие-то тетки неопределенного возраста. Одной, кажется, около тридцати. Другой – около сорока. Запах в камере тоже был крайне неприятный.
– Ишь, фифа, – прокомментировала мое появление старшая, заинтересованно разглядывая мою одежду. В особенности ее взгляд остановился на золотой розе Крюкова. – Проститутка? Клиента ограбила? Или убила?
– Нет, – ответила я. – Депутата одного замочила.
Вторая женщина разразилась потоком отборной ругани в адрес депутатов, тех, кто имеет с ними дело, и меня в частности.
Я присела на край постели подозрительной чистоты. Гадко-то как! И на помощь позвать некого. Ведьма, не иначе, рыщет в коридоре.
Опасения мои подтвердились. Ведьма из Дневного Дозора заглянула в камеру и нагло улыбнулась мне.
– Слушай, чего вам от меня надо? – спросила я ее. – Вы зачем все это устроили?
Ведьма хихикнула.
– Расследуем важное дело. Ты на подозрении. Что, думала, тебя по головке за убийство Агафьи погладят? Даже свои? А лично я Светлых терпеть не могу. От души. Так что сиди, думай, чем помочь Дневному Дозору сможешь.
– Я протест подам.
– Ой, напугала, – скривилась ведьма. – Можешь прямо сейчас начинать писать. Бумагу принести? Туалетную?
Нет, бумага мне была не нужна, даже писчая. Что толку от протестов, пусть даже и письменных? А вот идея сбить ведьму на пол и попытаться убежать показалась соблазнительной.
– Даже не думай, – проскрипела старая карга. – У охранников амулеты. Да и я тебя в бараний рог скручу. Хотя можешь попробовать. Только дай мне повод!
– Не дождешься.
– Жаль… – процедила ведьма. – Девочки, а ведь эта воровка старую учительницу задушила. И роза у нее из настоящего золота.
И захлопнула дверь камеры, мерзавка!
– Ах ты дрянь! – закричала молодая арестантка и дала мне пощечину. Больно, между прочим! И обидно. И противно.
– Роза моя! – закричала старая и попыталась сорвать драгоценный цветок с моей блузки.
С розы сорвалась искра и ударила в руку арестантки. Она зашипела и вознамерилась вцепиться мне в лицо. Но теперь врасплох меня застать было трудно. Я рефлекторно двинула арестантку «теркой», которую приготовила еще для мага на кладбище в Новочеркасске. Та взвыла белугой, схватилась за лицо.
Я сразу же пожалела, что напала так быстро и так жестоко. Ведь можно было вообще обойтись без физического воздействия! А я испортила женщине кожу, которая будет мучительно заживать, особенно в этих антисанитарных условиях.
Молодая арестантка вскочила и отчаянно завизжала.
– Кислота! Она ей кислотой в лицо плеснула!
Визг был так пронзителен и противен, что я вновь активировала недавно пользованное заклинание – Опиум. Женщина рухнула на пол, падая, ударилась головой о край лежанки, разбила себе висок. Из него хлынула кровь. Старшая арестантка оборвала вой на полуслове и погрузилась в тяжелый сон без сновидений.
Дверь в камеру отворилась, из-за нее выглянула надзирательница.
