Единственным признаком жизни было слабое дыхание – грудь Медива чуть заметно поднималась и опускалась. В остальном он оставался до жути неподвижен. Щеки запали, резко обрисовав скулы, бледное лицо было покрыто каплями пота.
– Что с ним не так? – спросила Гарона.
У Кадгара не было точного ответа – лишь подозрения, которыми он не хотел делиться. Пока нет.
– Надо доставить его в Каражан, – сказал он.
– Я приведу лошадей, – кивнула Гарона.
– Верхом вы не успеете вовремя, – раздался из-за спины чистый и сильный голос Ллейна. – Возьмите одну из моих птиц.
Король поднял руку, подавая сигнал одному из своих людей. Тот кивнул, разворачивая длинную кожаную трубу. Подняв трубу над головой, он начал быстро ее вращать. Наполнившись воздухом, инструмент издал резкий свист. Ответ последовал незамедлительно: в небе появилась некая точка, пикирующая к ним. Это был один из королевских грифонов с белым птичьим оперением и золотисто-бурым львиным телом. Могучие крылья подняли ветер, сдувший волосы Кадгара с лица. Зверь приземлился, отряхнулся и выжидательно уставился на королевского смотрителя грифонов.
Еще несколько дней назад Кадгар и в глаза не видел этих созданий. Теперь он совершил не одну поездку на них, так что из двоих, забравшихся в грифонье седло, он был более опытным. Конечно, вокруг происходило много других важных и значимых событий, однако посреди всего этого ужаса юноша не мог отказать себе в маленьком удовольствии.
Усевшись на грифона, Кадгар и Гарона приняли у солдат пугающе безжизненное тело Медива. Без лишних раздумий Кадгар позволил Гароне удерживать Медива – мальчик знал, что она сильнее. Когда ее зеленые руки обвились вокруг Стража, Кадгар внезапно осознал, что это было величайшим жестом доверия. Гарона тоже поняла это и кивнула. Тень улыбки мелькнула по ее губам, чуть обнажая клыки.
Ллейн погладил великолепного зверя по голове, заглянул ему в глаза и приказал:
– В Каражан! Лети!
Когда они бегом спустились по лестнице, ведущей с верхней площадки в главный зал, Мороуз уже ждал их. Медив безжизненно повис в мускулистых руках Гароны. Кадгар заметил, что слуга вовсе не выглядел удивленным – хотя его и без того морщинистое лицо покрылось от тревоги еще более глубокими складками.
– Положите его в источник, – велел кастелян.
– Мороуз, – настойчиво спросил юноша, – что не так со Стражем?
Мороуз ничего не ответил, как и сам Кадгар, когда услышал тот же вопрос от Гароны. Вместо этого он покачал седовласой головой.
– Я говорил ему не покидать Каражан, – проворчал он скорей себе, чем гостям.
Мороуз и Гарона вдвоем аккуратно уложили Медива в магический бассейн, оставив на поверхности, среди переплетающихся белых струй живой магии, лишь голову и грудь. Кадгар завернул Медива в свой плащ, чтобы уберечь Стража от ледяного воздуха во время полета. Сейчас ткань вздулась пузырем под затылком потерявшего сознание мага. Кадгар осторожно приподнял голову Медива, чтобы убрать плащ.
Наконец-то Медив начал подавать признаки жизни, пускай слабые и неуверенные. Его веки затрепетали, затем поднялись. Сердце юного волшебника сжалось, когда он уловил в глазах Медива чуть заметный проблеск зелени.
Желудок Кадгара свело. Юноша сглотнул, ощутив, как во рту внезапно пересохло.
– Мне надо идти, – выпалил он. – Нам нужна помощь Кирин-Тора… Немедленно!
– Иди, – подтолкнула его Гарона. Скатываясь по ступеням, Кадгар услышал, как Мороуз говорит Гароне:
– Мне надо приготовить кое-какие снадобья. Посиди с ним.
Кадгару не хотелось оставлять Стража, но выбора у него не было. Сурово поджав губы, он мчался к верхней площадке, к грифону и – если на то будет воля Света – к тем, кто мог помочь этому миру, пока не стало слишком поздно.
15
Драка была воительницей. До сих пор ее место было в бою, рядом с тем орком, который стал ей мужем, вождем и лучшим другом. Рождение пока еще безымянного младенца здесь, на этой плодородной, но враждебной земле, все изменило. Ребенок был не просто ее сыном или сыном вождя – он был сыном клана. Единственным новорожденным в клане Северных Волков за долгое, слишком долгое время. И, несмотря на непривычный цвет кожи малыша, его все любили. Вдобавок, лишь немногим оркам здесь, в Азероте, не приходилось сражаться чуть ли не каждый день.
Драка разделяла чувства своего мужа относительно Гул’дана, его темной магии и неприятия войны с человеками, однако каждый миг, проведенный в разлуке, стал для нее испытанием. Одно дело – вместе отправиться на бой, зная, что оба могут погибнуть. И совсем другое – ждать в лагере, ничего не зная о происходящем.
Как будто почувствовав тревогу матери, младенец завозился в корзине. Он открыл странные, но очень красивые голубые глазки и потянулся к ней крошечными кулачками. Драка нежно взяла его ручку в свою и поцеловала.
– Это рука когда-нибудь будет бросать копье твоего отца, Громовой Удар, – сказала она ребенку. – Или, может, ты предпочитаешь его могучий топор Секач, а?
