страшнее шайтана? Да разве это достойно великого хана, копыта коней которого попирают землю от моря до моря?
— Ты красиво говоришь, русич, но что за твоими словами?
— Здесь нет ни денег, ни славы, Великий хан, ты просто зря положишь своих воинов. Они уже гибнут ради того, чтобы султан бросил подачку своим янычарам. Разве это правильно?
— О том не тебе судить.
— Но моему государю?
— И что же предлагает мне твой государь?
— Уйти обратно.
— Вот как? И султану тоже?
— Нет, великий хан. Только тебе.
— Да неужели?
— Мы — соседи. Да, мы будем воевать, и не раз. Только вот это будет другая война, честная схватка. А здесь… отправлены послы в соседние государства, они обещали прийти…
— Русичи?
— Я же здесь, государь?
— Да…
— А другое войско моего государя сейчас стоит на границах ханства.
Селим Гирей посмотрел бешеными глазами. На миг Ване показалось, что его голова покатится сейчас с плеч, но хан сдержался.
— Вот как?
— То войско, которое мы направили на помощь ляхам, государь, — не единственное. Но вы оголили границы… никто не будет вас упрекать, если вы уйдете для защиты своих земель. Выбьете с них русичей… только мы будем знать правду.
Вилка была простенькой, но от этого не менее колкой.
— Почему здесь именно ты?
— Я — близкий друг царевича Алексея, государь.
— Близкий друг… не ты ли боярин Морозов?
— Я, государь.
— И что мне мешает оставить тебя заложником?
— Ничего, государь.
Иван внимательно наблюдал за мужчиной. Действительно, большой расчет был на психологию татар. Они не привыкли воевать без выгоды. А здесь, потеряв несколько тысяч человек в первые же дни войны, ощутимо получив оплеух и не получив денег…
Конечно, хан стал задумываться о том, как бы уйти подальше и побыстрее. Он, хоть и был верным союзником Османской империи, но… по принципу «деваться-то некуда»! Соседи ведь! И весьма могущественные!
А тут ему предоставили и повод уйти — нападение русичей на его земли и война здесь, которая наверняка затянется.
И причину. Уйдя, он получит выгоду. Оставшись — нет.
Так стоит ли оставаться?
Что ж, надо еще попытать этого русича. Пока — в переносном смысле слова. Никто ведь не сказал, что ему можно верить. Хотя Селим Гирей видел, отчетливо видел, что этот долговязый парень не врет. Не особенно боится, понимает, что ему может здесь грозить смерть, но осознанно идет на этот риск. И — не лжет.
Не тот у него возраст, не тот опыт, чтобы провести крымского хана…
— Не те ли это изумруды, что у Петра найдены были?
— Государь, те изумруды у султана. Да и потом — лжи не было. Петр действительно хотел уйти и отравить колодцы. Он согласился, только выполнить свое дело не успел.
— Его выдали…
— К нашему большому сожалению, нашелся предатель. Но он умер.
— Неужели?
В следующие три часа Ванечка почувствовал себя вывернутым наизнанку и завернутым обратно.
Селим Гирей был въедлив, умен, жесток… ей-ей, если бы не школа, если бы не обучение — давно бы Ванечка растекся лужицей. А так — он держался. Развязали его на исходе первого часа, тогда же принесли чай и сладости — и парень, удобно расположившись на подушках, как учила Лейла, откусывал
