Петька отлично помнит, что ему говорили.
Десять-двадцать секунд туда-сюда — это вполне нормально. Лучше упасть хоть куда, потому что взрыв — не игрушка.
И Петька падает за груду земли, понимая, что это лучше, чем ничего. Рядом с ним стоит дядька Василий, не понимая, в чем дело — и мальчишка подбивает его под колени, уворачиваясь от тяжелого тела и физически ощущая, как утекают последние секунды.
Совсем последние.
Сто десять.
Сто пятнадцать.
— Малец, ты чего…
Сто двадцать.
— Лежи!!! — орет что есть силы Петька, понимая, что если сейчас этот добрый великан встанет на колени или попробует уйти…
Сто двадцать пя…
Досчитать мальчишка не успевает, только открыть рот и зажать уши.
Взрыв гремит так, что с головы Ромодановского сбивает шапку и куда-то уносит. Воин Афанасьевич, заблаговременно зажавший уши, качает головой, благо рот и так открыт, шире некуда.
Красиво?
Нет. Красиво — это в кино. А вот в жизни это безумно страшно. Петька знает, что взрывов несколько, но для него они сливаются в один. Сверху наваливается тяжелое тело дядьки Василия, вдавливает в землю, преграждает доступ воздуха так, что мальчишка едва может выдохнуть.
На полигоне так не гремело, но там и доза была — если тысячная часть от сегодняшней. А сейчас он не пожалел динамита…
Страшно, Господи, помилуй мя, грешного…
Под стеной встает огненный столп. В стороны летят камни, земля, люди, наверное, кто-то кричит, но что можно услышать за этим?!
И когда оседает пыль от взрыва, становится видно иное.
Брешь в стене.
Даже не брешь, нет. Но внешняя стена разрушена, земля разлетелась, а внутренняя стена частично рухнула — и получился вал, по которому можно даже телегу в крепость завести. Воинов на стенах тоже не видно. Ранены? Оглушены? Растерялись? Да это уже и не важно!
Рядом торчат зубья камней, надо только ударить — и стена падет, а с ней и Азов. Такую брешь легко не заделать, даже если сразу же подогнать телеги с камнями. Да и кто этим будет заниматься? Там половину контузило, половину просто передавило, как цыплят…
Первым приходит в себя Воин Афанасьевич.
— ОГОНЬ!!!
Орет он так, что его слышно даже после взрыва. И пушкари открывают огонь по бреши, стремясь еще сильнее обрушить ее края.
Вторым приходит в себя Петька — и что есть сил принимается выползать из-под тяжелого тела.
— Дядька Василий!!! Очнись!!!
Бесполезно!
Судя по всему, мужчине досталось по голове кирпичом или чем-то вроде осколка стены. Вполне может быть, разлет был громадный. Петька кое-как обхватывает неподъемное тело за плечи и пытается оттащить его в сторону.
Бросить?
Спасаться самому?
Ему и в голову не приходит подобная мысль! Этот человек его собой закрыл, а он уйдет?
Да в царевичевой школе ему никто и руки не подаст…
— Петька, цел?!
Мальчишку подхватывают, как куклу, перекидывают через плечо…
Солдаты, которые ушли чуть раньше — им и досталось меньше, они были дальше. И сейчас вернулись за ними.
Двое подхватывают Петьку, двое — Василия — и все мчатся прочь, потому что сейчас начнется приступ — и оказаться на пути у атакующего войска никому не рекомендуется. Сметут.
Ночь озаряется светом, но защитникам крепости это уже не поможет.
Они ошеломлены, растеряны, они не ждали ничего подобного — а к бреши несутся русские, и остановить их уже нельзя, как нельзя остановить извержение вулкана.
Бой оказывается кровавым и коротким, скорее даже резней. Янычары почти все в казармах, те, что были на стене, — оглушены и растеряны, пушкари кто в шоке, кто контужен, да их и мало, никто ж не ждал нападения именно сегодня…
Так не воюют!
