шкуры, затем вместе с остальными спутниками, коротко поклонившись нам, направились домой.
А мы как-то очень скоро остались практически вдвоем под закатным небом, на котором зажигались яркие звезды, что в горах видны, как нигде. От двух охранников, сидевших возле огня, нас скрывала палатка.
— Сэбиан, я… — показала рукой на манивший к себе ручей, привыкнув в дороге сообщать бдительному мужу, когда нужно было скрыться из виду. Хотя здесь вряд ли мне что-то грозило, но тем не менее.
— У тебя есть время, пока согреют ужин, Светлячок, а потом нам будет не до этого, — хрипло произнес он.
В потемневших глазах мужа с каждым мгновением все сильнее разгоралось пламя желания. А я чувствовала, как подступает паника и меня захлестывает хаос противоречивых мыслей. Всю дорогу точно знала, что предстоит в конце пути, но не особо задумывалась, отодвигая на потом, подобно героине «Унесенных ветром». А сейчас, поставленная перед фактом: здесь и совсем скоро состоится полноценный секс с мужем-иномирцем, а главное — непонятная мне привязка к земле, неизвестному дому, я ощутила растерянность и страх, хотя сама уже была свидетелем этой самой привязки. И Ноэль не померла и нормально себя чувствовала. И Хемвиль меня очень душевно благодарил… Но здесь территория темных… и мало ли…
В стремительно погружавшейся в ночную темень долине замок был уже едва различим; по плато гулял ветер, теребя подол моего платья и плаща, развевая полы черного кафтана Керо словно крылья. Мне кажется, он понял мое смятение. Поднял руку и с загадочной улыбкой, смягчившей черты уже знакомого лица, к которому я почти привыкла, кончиками пальцев провел по моей щеке, как постоянно делал, едва ощутимо согревая, и, кажется, в этот раз напоминая обо всем, что мы пережили вместе. Будучи рядом. Ночью. И днем, разделяя пищу, дорогу, заботы. И особенно — чувства и эмоции, которые у нас теперь одни на двоих и с каждым днем становятся все отчетливее и проникновеннее.
Возможно, опасаясь напугать или надавить, а может, чувствуя мою неуверенность и страх, медленно наклонился, приподнял пальцами подбородок и коснулся губ поцелуем: легким, теплым и обещающим очень многое в обмен на доверие. Потом опять погладил меня по щеке, но уже всей своей крупной, чуть шершавой ладонью. Затем развернулся и отошел к ранатам.
Я помедлила несколько мгновений, еще ощущая нежность его губ и теплый взгляд любимых сумрачных глаз, оттененных густыми ресницами. Почувствовав, что продолжаю дрожать и волноваться, взяла себя в руки и, плюнув на все сомнения и неуверенность, словно в омут с головой нырнула. Мы уже связаны с Сэбианом, осталось сделать последний шаг, но я хочу сделать его сама. Добровольно! Не как жертвенная овца обстоятельств, которую уже положили на алтарь чужой судьбы, а осознанно делая самостоятельный выбор.
Почему нет? Ведь я мечтала о любви, мечтала увидеть драконов, мечтала о принцах на черных конях и мысленно рисовала в фантазиях воздушные замки, где я — королева любимая и любящая. И вот, пожалуйста, мне предоставлена такая возможность, а я трушу, теряюсь.
Встряхнулась и, убеждая саму себя, что ноги просто подрагивают от долгой езды верхом, подошла к ручью и трясущимися по той же причине руками разделась до исподней рубашки. Несмотря на наступающую весну, ветер в горах был довольно промозглый. Я суетливо сбегала к сундуку за красивой рубашкой и мылом. Отчаянно отбивая зубами дробь, помылась в ледяной воде, вытерлась и, накинув поверх рубашки плащ, рысью понеслась в палатку прятаться от пронизывающего холода в теплую шкуру.
Через минуту вслед за мной пришел Сэбиан. Поставил кружки с горячим напитком рядом со мной. Затем вышел и вернулся с едой, которую выложил на холстину: хлеб, подогретое мясо и сыр. Сегодня все выглядело как-то торжественно, несмотря на одинокую свечу, каменистую пыльную землю вокруг шкур, хлопающее от порывов ветра полотно палатки и даже на мой совершенно непрезентабельный вид.
Склонив голову, Сэбиан разглядывал меня, пока я пила горячий отвар, стуча зубами по кружке и укутавшись в шкуру с головой. Сейчас я уж точно не «секси вумен», как хотелось бы, но совсем не физический голод, мерцающий в серых глазах мужа, говорил совершенно обратное. И
Кое-как заставив себя проглотить кусочек лепешки, неловко запила. Облизала губы, проверяя, нет ли крошек, и опять поймала взгляд Сэбиана. Обжигающий, черный, готовый…
Он, в противовес сумасшедшему нетерпению, охватившему
— Иди ко мне, Сафи, я согрею… — прозвучал в тишине палатки его глухой, завораживающий голос.
Сэбиан выпутал меня из шкур и потянул к себе, заставляя встать на колени напротив него. Обнял, словно защищая от всего, окружая теплом горячего тела, дыханием шевеля волосы у меня на макушке. Сейчас я все слишком остро воспринимала, боялась — да, но сама желала этой близости. Я всхлипнула от отчаянной неуверенности, зажмурилась и прижалась к нему всем телом, крепче обнимая, чувствуя его всей кожей.
— Ты только держи меня крепче и не отпускай никогда, — хрипло выдохнула я как мольбу.
— Не отпущу. Никогда, — услышала я тихий, мягкий, уверенный ответ. — Разве я могу отказаться?
Муж положил ладони мне на бедра, огладил и начал медленно задирать подол рубашки. Я задрожала, только уже не от холода, а от возбуждения.