Некоторое время мы не шевелились, потянув Деву за руку, я нырнул между камней, и она с тревогой стиснула мою ладонь – как мне показалось не столько от страха, как для того, чтобы удержать меня от какой-нибудь авантюры.
Впрочем, разглядывая чудовище сквозь щели между камнями, я не намеревался ничего предпринимать и только мечтал поскорей убраться из этого места. К счастью, тварь скоро уткнулась в скалу передней оконечностью тела и полезла наверх, сокращая могучие мышцы, широкими волнами колыхавшие влажную и мерзкую шкуру.
Спустя некоторое время, чудовище замерло на скале, голова его утопала во мраке, скрываясь от нашего взора. Тело же прилипло к утесу отвратительным черным наростом, а увесистый и остроконечный хвост спускался на камни дна.
Тварь как будто бы уснула, хотя хвост ее время от времени вздрагивал и пошевеливался.
Тут здравый смысл вкупе со свидетельством духа уверили нас в том, что чудовище не замечает двух маленьких человечков, однако страх мешал нам утешиться этой мыслью и заставлял подозревать иное. По моему знаку мы отправились дальше, прячась между каменных глыб. Я полз первым, а Дева следовала за мной.
Часто, останавливаясь, я следил за чудовищем, которое более не шевелилось, если не считать легкого подрагивания хвоста, и проверял, не отстала ли от меня Дева.
Наконец нам удалось удалиться от прилипшего к скале чудовищного Слизня. Следующие два больших часа прошли без всяких приключений, а потом Дева вдруг прикоснулась ко мне, предупреждая в предельной тьме, ибо рядом не было ни одного огненного жерла, хотя я ощутил приближение зловещей твари еще до того, как Дева заметила ее. Схватив мою милую за руку, я увлек ее под защиту камня, а сам стал к ней спиной, чтобы панцирем и Дискосом оградить от любого чудовища.
Вонь вокруг нас становилась непереносимой, да и ужас едва оставлял силы дышать. Наконец жуткое в своем предельно неслышном движении чудовище миновало нас, оставив после себя лишь едва слышный шелест, возможно производившийся дыханием великой твари; однако перекрытые на чудовищной высоте стены ущелья доносили до нас невесть где рожденные звуки, превращая их в жуткое перешептывающееся эхо… не давая понять, откуда прилетели они – из близких или отдаленных уголков вечной ночи.
Наконец загадочный шорох стих – и над нами и вокруг нас, – немыслимая вонь сделалась переносимой, и мы поняли, что чудовище удалилось от нас, следуя своим темным путем в какую-нибудь жуткую каверну в недрах Мира.
Помню, как раз тогда я вдруг подумал, не этим ли путем в прежние дни прошли народы Меньшего Убежища. Однако их дорога могла проходить и в другом месте… впрочем, в давно прошедшие времена ущелье это могло не быть таким жутким.
Когда чудовище удалилось, мы отправились дальше с великой осторожностью – опасаясь наткнуться на него во тьме, однако и запахи этих тварей, и наше сознание всегда предупреждали нас о приближении к одному из колоссальных и мерзких слизней.
К концу пятого часа путешествия по темной части ущелья мы оказались возле входа в огромную пещеру, находившегося по левую руку от нас. Тут я остановился и, ласковым жестом взяв Деву за руку, велел ей поглядеть в нужную сторону, шепотом объяснив, что, проходя здесь наверх, решил, что вижу вход в источенные недра гор и что огромные слизни именно там и проводят свою жизнь, лишь изредка поднимаясь наверх из неведомых глубин мира.
Дева слушала, прижимаясь ко мне от ужаса, но не лишаясь отваги; воистину великий трепет надлежало испытывать человеку, находящемуся в этом месте. Мы ненадолго задержались, разглядывая недра чудовищной полости, освещенной светом огненного жерла; страшные тайны и губительный мрак царили внутри каверны. Тут, как мне кажется, я различил возле дальнего огня горбатые туши, и некоторые из них показались мне черными, другие же отливали белизной, хотя разве можно судить о цвете в почти полном мраке…
Вдруг одна из горбатых тварей пошевелилась, словно бы ожил холм. Итак, перед нами находились живые колоссы… великие слизни дремали близ огненного жерла, страшным образом горевшего в недрах пещеры.
Увидев это, я принялся в душе оплакивать наши жизни, ибо мы попусту потратили драгоценное время, пытаясь разглядеть странное зрелище.
И немедленно шепотом велел Наани спешить. Как знать, не почуяв ли нас пробудилось чудовище, или это произошло случайно. Словом, я стремился поскорей удалиться от этого места – точнее, так быстро, как только возможно.
Шел как раз шестой час нашего пребывания в той части ущелья, которую я называл Обиталищем слизней. И хотя за весь этот час ничто вредоносное не приблизилось к нам, души наши начали ощущать смятение, поначалу невеликое и едва заметное.
Густая тьма не рассеивалась, изредка сверху доносилось едва слышное бормотание; не чаще того в нижней части ущелья в заволакивавшей его дымке проглядывал огонек далекого жерла – тусклый и нереальный.
Наконец шорох в ночи сделался громче и превратился в шипение горящего над жерлом огня; так мы поняли, что далекое бормотание порождали редкие огни огненных жерл. Миновав огненную яму со всей осторожностью, мы снова углубились во тьму… наконец новое бормотание оповестило нас о приближении к очередному языку пламени.
Напрягая внимание и силы, мы торопились вперед, стремясь поскорее оставить самую жуткую часть ущелья – насколько нам позволяла тьма и вездесущая опасность.
Тут я поясню, почему иногда говорю про огненные ямы, а иногда про жерла; огненные жерла извергали огонь, а в ямах пламя как бы уходило глубоко в
