фыркнул в рукав.
– Ладно, если той травы не добудем, побреюсь, – пообещал он. – Волосы не голова, отрастут, а под тюрбаном не видно.
– Парик купи, – посоветовала я. – Или вон у коня полхвоста отрежь, будут тебе кудри.
– Нет уж, обойдусь, – проворчал Рыжий, а я вдруг подумала, что волосы у него густые и жесткие, именно как лошадиная грива. – Хватит уж насмехаться! Завтра на месте будем…
Этой ночью мне снова не спалось, и я разглядывала звездное небо, когда его вдруг закрыла тень.
– Госпожа, – шепнул Маррис, – вы не спите, я вижу… Позвольте сказать вам два слова!
– Говори, – вздохнула я и опустила руку на топорище.
– Вы в самом деле верите этим людям? И готовы отправиться с ними к… пиратам, верно я понял?
– Это намного больше двух слов, – ответила я. – Но да, доверяю и готова.
– Еще не поздно повернуть назад, госпожа, – серьезно произнес он. – Я ведь говорил, мое поместье рядом.
– А Ян сказал тебе: она не про твою честь, – прозвучал рядом голос Рыжего, и сам он будто соткался из темноты, видно, обходил лагерь дозором. – Я же повторю, юный дворянин: эта госпожа вольна сама выбирать дорогу и спутников себе по нраву. И не лезь к ней, у нее ведь топор под рукой!
– Это верно, – усмехнулась я. – С такого расстояния не промахнусь.
– Помнится, мне ты обещала раскроить голову с десяти шагов, – напомнил бродяга и негромко засмеялся, а потом добавил: – Я посижу подле тебя, хозяйка, чтобы никто больше не потревожил.
– Сиди, – разрешила я и устроилась поудобнее, чтобы видеть освещенный отблесками костра резкий профиль Рыжего.
– Мне кажется, – проговорил вдруг Маррис, – мне кажется… командир, ты вовсе не тот, за кого себя выдаешь!
– Это с чего вдруг ты так решил? – удивился тот, повернувшись немного.
– Я слышал, как Ян сказал: о тебе никогда не слыхали в этих краях.
– И что с того? О тебе тоже много где не слыхали.
– Ты даже имени своего не называешь!
– Не привык им бросаться, – фыркнул Рыжий. – Как Клешнявого матушка нарекла, ты тоже не знаешь, однако это тебя почему-то не удивляет. Да и тебя вовсе не Эйнаваром зовут, если уж на то пошло.
– Это другое, – нахмурился Маррис. – Имя для всех и домашнее… Уверен, если Клешнявого спросить, он общее-то скажет!
– Спроси. А я послушаю: аж интересно стало, что он тебе ответит и к какой русалочьей матери пошлет.
– Это почему же? – с интересом спросила я, приподнявшись на локте.
– Моряки – люди суеверные, – ответил Рыжий. – Редко бывает, что кому-то из товарищей по команде называются. Обычно их даже капитан только по кличкам знает: Беспалый там, Одноглазый, Сивый, Красавчик или вовсе Старый Краб.
– Но ты не моряк, – с неожиданной уверенностью произнес Маррис.
– И что? Это не мешает мне быть суевернее всех приятелей Клешнявого, вместе взятых. Я бродяга, – в который раз повторил Рыжий и потянулся всем телом, как большой кот, – меня ветер носит. А поди знай, куда и к кому он может унести мое имя? Нетушки, пускай оно будет при мне!
– И даже госпоже ты его не назовешь? – коварно спросил тот.
– Даже ей, – был ответ. – И я никак в толк не возьму, чего ты добиваешься? Чтобы я встал на тот вон валун и заорал на весь лес, мол, слушайте, люди добрые, звери да птицы, деревья и травы лесные – на самом деле бродягу Рыжего звать так-то и так-то? Мечтай больше…
– В самом деле, – добавила я, – я тоже не понимаю, что тебе нужно, Маррис. С именами не шутят. Мое, если уж на то пошло, знали только два человека, и обоих уже нет в живых. И больше я ни с кем им делиться не намерена… Так почему Рыжий должен называться направо и налево, если не желает? По мне, так прозвища лучше ему и не придумать!
– Вот перекрашу волосы, стану серо-буро-малиновым, – пообещал тот с усмешкой. – Ну, Маррис? Что в имени тебе моем?
– Сказать, почему вас остановили те солдаты? – проговорил тот после паузы.
– Всех подозрительных личностей на дорогах теперь проверяют, – пожал плечами Рыжий. – А у нас с Яном больно уж рожи разбойничьи, да и провожатый наш не лесной фиалкой выглядел.
– Ну, что проверяют – это верно, – кивнул Маррис. – Но рыжих – особенно.
– Это за что же нам такая честь? – удивился тот.
– За то, что какая-то сумасшедшая королю предсказала: смерть его придет от огня, не им разожженного. Это многие слыхали, – выдал гвардеец, – дело было на людной площади, вскоре после рождения принцессы Эмилии. Ведьме тотчас голову с плеч смахнули, но что проку, если она успела произнести пророчество?
– А рыжие-то здесь с какого боку? – не поняла я, но вспомнила вдруг разговор о «негасимом огне». – Может, Рикардо угореть суждено, может, слуга уголек уронит, может, молния с небес ударит так, что весь дворец полыхнет, да мало ли!..
