Убаюкивающий шелест пальм и тонкий аромат цветов. Негромкий плеск неразличимых в гуще зелени мраморных фонтанов. Морской бриз со стороны залива Сан-Франциско приятно овевает кожу. Но еще приятнее снова быть мужчиной. Это хоть как-то примиряет меня с потерей Николь.
Прищурившись, я слежу за медленно опускающимся шаром солнца с террасы роскошной виллы Тео Эдвардса. В моей руке – бокал отменного сухого вина с личного виноградника Тео Эдвардса. Мой костюм – тело любимого сына Тео Эдвардса. Его единственного сына. И это все – лишь начало.
Да, первый и самый сложный этап пройден. Скажу без ложной скромности: мы с Николь проделали гигантскую работу, чтобы все необходимые изменения в моей прошлой жизни… нет, уже в двух прошлых жизнях, выглядели предельно естественно. Мы выдержали все проверки со стороны ее и моих сородичей – и тех, и других было достаточно. «Моррисы» особенно усердствовали. У нас есть возможность определить другого доминанта без слов, благодаря испускаемому инфразвуку наподобие того, при помощи которого общаются киты или слоны. Но внутренний транслятор в костюме можно подавить, хоть это и совсем непросто. Представьте себе человека, вынужденного день за днем, месяц за месяцем сидеть у сверхчувствительного передатчика, способного разразиться позывными в любой миг дня и ночи, и соблюдать абсолютную радиотишину? Не ослаблять контроля ни на секунду. Я выдержал почти четыре года, прежде чем от меня отстали… но все еще настороже.
Я на миг закрываю глаза, и перед моим внутренним взором тут же появляется лицо Николь – не яркой красавицы, в которую без памяти влюбился Тони Эдвардс, а такой, как в тот, самый первый раз, свежей парижской ночью.
Николь, Николь! Я бы сказал, что влюбился в тебя, но это была бы неправда, фальшь, оскорбляющая нас обоих. Симпатия, уважение, привязанность, восхищение, дружба, которой стоит дорожить и которой можно гордиться, – вот что я испытывал по отношению к тебе. Ты безропотно «умирала» и в очередной раз меняла имя. Ты едва ли не год провела в частной клинике пластической хирургии, превращаясь в идеальную с точки зрения Эдвардса- младшего женщину. Так же, как и я, ты ни на миг не утрачивала бдительности и при этом действительно искренне заботилась о полупарализованном старике-инвалиде, зная, что очень скоро он станет твоим палачом.
За неделю до назначенного дня я не выдержал и предложил тебе все переиграть, помнишь? «Пусть все идет, как идет, – сказал я тогда. – Хочу прожить рядом с тобой все время, отпущенное этому ветхому костюму. Пусть Тео Эдвардс и прочие катятся ко всем чертям. Почему бы нам просто не наслаждаться жизнью? А когда ты станешь наследницей моего состояния, тебе, быть может, удастся то, что не удалось мне».
Ты выслушала меня, не перебивая, поцеловала в лоб и сказала, что не имеешь права на ошибку. А еще ты сказала тогда, что неплохо узнала меня за
