эти дни. Что я хороший человек, невзирая на мою суть… нет, ты сказала – «настоящий человек». И что такие, как я, достойны жить.

Знаешь, Николь, в ночь после того разговора я едва ли не впервые пожалел о том, кто я такой. Мерзкий старый червяк. Такой бессильный в своей всесильности. А когда наши губы неделю спустя слились в последнем долгом поцелуе, благодаря которому я проник в твое тело… еще ни с одним человеком за все свои жизни на вашей планете я не испытывал такого страстного, всепоглощающего единения.

Почему-то не получается думать о твоем теле, как о костюме. Знаю, это невозможно, и все же порой мне казалось, что ты не ушла совсем, моя милая маленькая девочка. Что ты видишь, слышишь, чувствуешь вместе со мной. И я старался жить новую жизнь не только за себя, но и за тебя.

План, разработанный тобой когда-то, действительно оказался великолепен, хотя завершающая стадия его первой части едва не вышла мне боком. Даже с моим немалым опытом вождения (я, кажется, рассказывал тебе, что в молодости пару сезонов выступал под чужим именем в соревнованиях «Формулы-1») устроить правдоподобную аварию было совсем не просто. Но ты была права: именно из-за подстроенной Тео Эдвардсом аварии Джим Ди Амато лишился ног, поэтому отобрать у него любимого сына в результате другой подстроенной аварии – не только справедливо, но и изящно. А тяжелая травма головы – прекрасный повод списать на частичную потерю памяти те проколы, которые неизбежно возникли у вышедшего из больницы Тони Эдвардса.

Я еще не знаю, как именно выполню данное тебе обещание, Николь. Представляешь, с недавнего времени я даже увлекся шахматами! Смешно, однако мне хочется верить, что, постигнув эту игру, я смогу лучше понять твой принцип мышления и придумать для «папы Тео» нечто действительно выдающееся. А еще я перечитал «Графа Монте-Кристо». Уже дважды. Но у меня по-прежнему нет ответа на вопрос, заданный тобой при нашей первой встрече. Видимо, все дело в том, что Эдмон Дантес, как и ты, был человеком.

Не больше, но и не меньше…

Вера Камша

Белые ночи Итаки

Анастасии Парфеновой

Колыбельная на три такта Возвращает меня назад, На родную мою Итаку, В мой покинутый Ленинград… Александр Городницкий

Врубишь ящик – там горилла про духовность говорит…

Евгений Лукин
Пролог

Ты вернулся! Вернулся и смотришь на сияющую, невозможно синюю Неву, а та уносит в залив последние одинокие льдины, уносит зиму, помнить о которой сейчас преступление. Ты и не помнишь, хоть знаешь и о зиме, и о неизбежной дороге, что начнется вот на этой самой набережной, и, если очередной раз повезет, здесь же и закончится. Все пути ведут или к смерти, или к Неве, а значит, еще и к любви. Как же не улыбнуться, не отдать честь Ростральным колоннам, над которыми горят негасимые огни, не давая сбиться с пути, забыть, предать, отступиться.

Уходят, чтобы вернуться, сделав то, что кроме тебя не сделать никому, а возвращаются взглянуть в глаза радости и увериться: ты нужен и тебе нужны. Наша сила в том, что мы оставляем за спиной, наша слабость в умении забывать, но разве забудешь это небо с горящим в нем золотом, эту

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату