– Папа, он хуже!
Из сумбурного дочкиного рассказа Шульцов понял, что девушки ничего не сорвали, но, похоже, стронули немалую лавину. Началось же, как чаще всего и бывает, с ерунды. Петраго-Соловаго не потрафил фильм о дочери циркового смотрителя зверей, ставшей актрисой и после множества перипетий взошедшей на византийский трон. И что с того, что будущую супругу Юстиниана Великого показали с неподдельной симпатией? Фильм, как клеветнический, следовало к российскому показу запретить и создать, наконец, при Министерстве культуры орган, который будет пресекать кинопокушения на святых, августейших, гениальных и других уважаемых особ. И делать это нужно немедленно, потому что клеветническая «Феодора» собирает полные залы падких на гнусные измышления глупцов, что оскорбляет и материально ущемляет великий отечественный кинематограф. В том числе и в лице самого Агриппы Михайловича, чей последний шедевр, мягко говоря, себя не окупил. И все по милости таких вот «Феодор»!..
Обличения прервала вскочившая Машка, ринувшаяся отстаивать бурное прошлое любимой императрицы. Корифей отрезал, что обделенные внешностью и манерами кухаркины дочки из зависти всегда готовы облить грязью аристократа, и тут уже взвилась Соня.
– Я сказала… сказала, что прошлое Феодоры, кроме враждебного к ней Прокопия Кесарийского, подтверждено и другими источниками, и вообще… Лучше родиться умничкой-циркачкой, чем дурой и носительницей гемофилии…
– Ты это тоже озвучила?
– Нет, я сказала, что надо учить матчасть, и нас выгнали…
– Что вы бросили с порога?
– Машка, что в Гугле нынче не банят, а я посоветовала сходить в библиотеку.
– «Какая библиотека в три часа ночи», – пробормотал Шульцов. Кого Петраго-Соловаго видит на посту председателя вожделенной комиссии и сколько рассчитывает иметь с киношников за разрешающий съемку автограф, было ясно. Как и то, что встреча с оскорбленным величием обещает стать веселой. – Все, Лапа, мне в самом деле должны звонить.
– Пока. Па, ты только маме не говори… Если что, я переведусь или устроюсь на работу.
– Ты будешь охотиться, – процитировал Шульцов и отключился.
Директор позвонил через четверть часа. Петраго-Соловаго выразил желание приехать в институт, а Николай Иванович по счастливому стечению обстоятельств именно это время избрал для выгуливания заокеанских гостей.
– Мой кабинет и мой бар в вашем распоряжении, – начальственной благости просто не было предела. – Меня не будет, так что препоручаю вас Дионису. Встреча должна быть полезной и конструктивной. Агриппа Михайлович это понимает, а вы?
Шульцов понимал. Молотов тоже понимал, когда чистил зубы перед встречей с Риббентропом.
4
Здравый смысл требовал узнать о человеке, с которым сцепилась Соня, как можно больше. Шульцов начал со справочника. «Слава Северной Пальмиры» усердно перечисляла творения Петраго-Соловаго, а также собранные им звания и награды. Шульцов пробежал глазами немалый список, протер очки, прочитал еще раз и полез в книжный шкаф. Сборник повестей о помогавших чекистам до, во время и после войны сперва пионерах, а потом комсомольцах стоял на месте. На месте было и авторское посвящение героическому деду Михаилу Абовичу Капанадзе, с которого будущий корифей клялся «делать жизнь». Шульцов вернулся к справочнику – ранние произведения, равно как и дед-чекист, в нем не значились, зато вовсю сияли имперским золотом благородные предки. Оказывается, Петраго-Соловаго были в неучтенном родстве с Рюриковичами, а фамилию, которая была слишком известна, дворянский дед корифея сменил в 1926 году. И сделал это столь изобретательно, что кровавые опричники остались с носом, зато люди просвещенные сразу понимали: перед ними представитель истинной русской, допетровской аристократии. Олег Евгеньевич поморщился и, пробормотав «я не Живаго, я не Мертваго, я не Петраго, не Соловаго», включил компьютер.
Повести, которые в самом деле были хороши, выложить в Сеть никто не удосужился, зато историк ознакомился с соловагинскими пьесами, сценариями и законодательными инициативами. Вишенкой на торте стала трехлетней давности статья, неприятно хамская по тону, но полная занятных подробностей. Оказывается, Петраго-Соловаго в 90-х водил дружбу с известным криминальным авторитетом, периодически жалуясь тому на обидчиков. Обидчикам, правда, дозволялось откупиться: оскорбленный Агриппа брал деньгами, услугами, но всего охотней антиквариатом, отдавая предпочтение «серебряному веку». Мир переменился, авторитет закономерно сел, Агриппа Михайлович не менее закономерно с его горизонта исчез, не дождавшись пения хотя бы первого петуха. Обидчивости он, тем не менее, не утратил, как и тяги к прекрасному, но круг общения поменял, сделав ставку на власти предержащие.
Дело пошло, Агриппа Михайлович успешно доил бюджет и блистал на элитарных сборищах, не забывая пускать полученные средства и площади в оборот. Первым его детищем стал пресловутый «Светоч», последним на момент написания статьи – общенародный историко-кулинарный проект «Боярский
