зарослям боярышника: видать, думал, что вылетевшие из зарослей конники проскочат мимо и не заметят. Заметили. Выучка Никола в очередной раз дала о себе знать. Пока в живых остается хотя бы десяток бывших мятежников, пока они держатся вместе, ими будет командовать маленький генерал.
— Посмотрим? — окликнул Робер тоже о чем-то задумавшегося Эрвина, и тот, словно очнувшись, тронул шенкелем Сону.
На дороге уже вовсю кипела обычная суета: на скорую руку обшарить карманы убитых, стащить тела в кучу у переднего воза, проверить, есть ли живые. Нужно, чтобы были, но лучше бы их не оказалось. Нет, хуже! Просто то, что видишь, лупит по душе сильнее того, о чем только знаешь. Ты не видел сгоревших варастийских деревень, но видел смытую бирисскую и запомнил. Ты запомнишь и это, ну и что? В Рассвете тебе так и так делать нечего, а здешнюю кровавую грязь, не замаравшись, не разгрести.
— Как тебе Сона? — Разговор о лошадях не хуже любого другого, да и в бой идти на незнакомом коне опрометчиво. Впрочем, знакомых у Эрвина здесь нет.
— Выше всяческих похвал. — Эрвин потрепал мориску по бархатной шее. — Красавица долго ходила по рукам, но выучка законного хозяина все еще сказывается… А какой галоп!
— Да, хорош.
— Не то слово! А ведь я чуть было от нее не отказался.
— Слишком многих всадников поменяла?
— Я не суеверен, но на ней ездил Окделл. И ведь хватило бы одной пули, но кто мог знать…
— Да, — повторил Робер, посылая Дракко ближе к обозу, — кто мог знать…
— Найди Марианну! — внезапно то ли взмолился, то ли приказал ноймар. — Это я уже не найду, разве что в Рассвете… Хоть бы он у нас с эсператистами один был!
— Война у нас точно одна.
— Жизнь у нас одна… Ведь любишь же!
— Люблю. — Бедный Эрвин! Смотрит на брата, а видит сестру. — Но Катарину ты бы сейчас расстроил. Последние ее слова были про маки Эпинэ, а первый бой, первый открытый бой — из-за меня. То есть из-за армии, которую должны были на нас бросить. Сестры нет, я остался. Теперь ее маки мои, и долг тоже мой.
— Чем больше я тебя узнаю, тем больше вижу, как вы похожи, ты и
— Не могу.
Сона решила, что нужно идти за Дракко, они всегда ладили; Эрвин щурился и смотрел куда-то вдаль. То ли на Нуази, то ли дальше. Прошлое догнало в самый неподходящий момент, но настоящее тоже не дремало.
— Ну ты смотри, клопы какие, — донеслось от возов, — с девчонки малой сняли! В крови, и то не бросили…
Ухудшить участь пленных находка не могла, а вот на душе стало полегче. Эпинэ поискал Дювье и тут же нашел, а у бывшего сержанта, похоже, глаза были и на затылке.
— Монсеньор, — доложил он, придерживая расшалившегося Мэтра Жанно, — ранено трое, но в седле не удержится только капрал Бижу. Ну и старину Курье насмерть — пуля в сердце.
— Бижу и тело увозите прямо сейчас, не ждите. И быстрей с возами.
— Сделаем. Эй, масло давайте!
Вроде бы нет ничего глупее, чем стоять над душой у тех, кто знает свое дело, но при этом присутствие любимого — а южане своего «Монсеньора» любили — начальства заставляет делать, что положено, еще лучше. Иноходец кивнул Дювье и медленно поехал мимо пригнанных мародерами телег. Здесь все шло как задумано, а вот
— Капитан, — обрадовал кто-то, — вот этот скот еще дышит!
— Ну так тащите быстрей! — Дювье знал не больше сомнений, чем Никола. — Видите дубок? Как нарочно ждет. И главного прихватите, вон этого, в гвардейском. Пусть тоже повисит.
Недобитых данариев оказалось всего двое. Эпинэ мельком глянул, как пару еще живых и одно мертвое тело волокут к кряжистому придорожному дереву, и вновь повернулся к Нуази. Пока ничего. Хорошо, что есть время сделать то, что задумано, плохо, если сделанное окажется бесполезным.
— Монсеньор, возы все облили.
— Подгоните поближе, распрягите и жгите. Пусть видят.
Сержант из халлорановских затряс головой: сейчас-сейчас, сделаем. Он попросился за Кольцо сам, и Дювье, запомнивший кавалериста еще по Олларии, взял. Недоверие севера к югу и наоборот у солдат кончилось, только не все плечом к плечу прорывались из свихнувшегося города, выводя тех, кто
