6
Обезумевшая родная кровь лучше убивающей в здравом, якобы в здравом, уме, тем более что эта ведьма Габриэла очень кстати утонула… Но сколько же пришлось вынести Ирэне! Годами опекать убийцу брата и молчать, хотя Гирке, тьфу ты, Альт-Вельдер знал, надо думать, всё.
— Герцог Придд был крайне заинтересован в помощи герцога Алва. — Ойген хочет докопаться до сути, и правильно. — Полковник, вы готовы это принять?
— Если отец на самом деле решил договориться с кардиналом Сильвестром, несомненно. К сожалению, я не могу вспомнить ничего, что свидетельствовало бы об этом его намерении. Зато я помню, что Юстиниан очень тепло отзывался о Первом маршале и полагал Борна и Окделла предателями. Это привело к крупной ссоре.
— Ты сам говорил, — не выдержал Жермон, — твой отец где-то задержался, значит, ссорились без него.
— Ссору, как это уже случалось, начала Габриэла. — Ирэна смотрела на Жермона, и ничего на свете не было важней этого взгляда. — Юстиниан прежде был с ней дружен; он не мог понять, что говорить с сумасшедшим как с обычным человеком нельзя.
— Габриэла далеко не всегда выходила к столу, — возразил сестре Валентин. — Я хорошо помню, что в ее отсутствие дядя запретил Юстиниану даже упоминать Первого маршала Талига. Мать его поддержала, а мать почти всегда была согласна с отцом, так что причина была отнюдь не в графине Борн.
— Ваш брат подчинился требованию?
— За столом — да.
— Видимо, — уточнил Савиньяк, — он продолжил разговор про герцога Алва, когда вы остались наедине?
— Именно так.
Мальчишка замерзал на глазах. От воспоминаний. Только лучше прояснить все сейчас, чем таскать в себе занозу годами, но почему они запомнили по-разному?! Эта женщина будет молчать, но не лгать, Валентин такой же.
— Кто-нибудь, — продолжал расспрашивать маршал, — мог слышать ваши с братом разговоры?
— Это была обычная болтовня, она не имела никакого значения.
— Она могла иметь значение, — не согласился Савиньяк, — если графа Васспарда не убивали ни дядя, ни сестра. Все мы знаем, на что способны шальные пули, но лично мне трудно представить, что графиня Борн предпочла кинжалу или яду пистолет, который требовалось еще найти и зарядить.
— Габриэла научилась обращаться с оружием в Борне. — Ирэна смотрела куда-то поверх головы Савиньяка. Если б не собственный, двадцать лет ковырявший душу гвоздь, Ариго потребовал бы оставить графиню в покое, но раны надо чистить, как бы больно ни было.
— Вы можете сказать, — вновь повел разговор Ойген, — в Васспарде пропадали пистолеты?
— Мне об этом ничего не известно.
Какие у нее красивые руки! Руки, волосы, глаза… Таких женщин не бывает, это видение, сон, только вот разговор отнюдь не волшебный! Страшный разговор.
— Полковник, — маршал на графиню не смотрит, и это хорошо! — Об оружии уместнее спросить у вас.
— Я могу сказать одно — убийце, если он сохранил хладнокровие, удобнее всего было вычистить пистолет и вернуть туда, откуда он его взял. Это могла быть оружейная, личные комнаты и арсенал гарнизона. Кроме того, в конюшне для гонцов всегда держали седла с заряженными пистолетами в ольстрах.
— Графиня Борн могла взять один из этих пистолетов и вернуть на место?
— Это мог сделать любой из членов семьи или доверенных слуг, но я не верю, что Габриэла догадалась бы так поступить. Скорее она набросилась бы на Юстиниана с ножом, что, собственно, однажды во время обеда и произошло.
— Разделяю ваше неверие. — Ойген, как всегда, церемонен… Неужели они оба ослепли: южанин и бергер?! — Сударыня, не могли бы вы как можно точнее описать предшествующий несчастью день?
— Извольте. — Графиня слегка повернулась и теперь смотрела на барона. — С утра и до полудня все шло как обычно. Слуги готовились к приезду отца и завтрашнему приему, граф Гирке отлучился по делам, Юстиниан и Валентин фехтовали, я была с матерью, Габриэла — у себя.
— Я правильно помню, что ваш супруг находился в армии?
— Да, он подал в отставку уже после смерти Юстиниана. Мне продолжать?
— Если вы готовы.
— Я должна. Сразу после полудня отец сообщил о непредвиденной задержке.
