Лидия, и что только вещь, переданная ею лично, изменит ситуацию. Этой вещью оказался ключ Учителя. Но Ева поняла всё в последний момент. Наверное, случись всё раньше…
– Вот именно, – кивнул ей Хайтек. – Если Ева стала хозяином черепа Горха, почему для неё оставалось скрытым имя убийцы?
Агнец с сожалением покачала головой.
– Мужчины, – в сердцах обронила она. – Лидия запретила Горху его выдавать. Ни при каких условиях. Она любила его, теперь уже можно сказать, и запретила. Неужели непонятно? И Горх не выдал – диссонанс коснулся не только вас, Хайтек.
Глава учёных, обдумывая услышанное, смотрел на Агнец с каким-то новым для него интересом. Затем кивнул. Спросил:
– Они ещё вернутся? Тео…
– Фёдор, – сказала Агнец.
– Ну, да, Хардов, Ева…
Ведьма улыбнулась:
– Вы здорово изменились, Хайтек, – произнесла она. – Я не знаю. У меня нет ответа на ваш вопрос.
– Мы все изменились, – сказал Петропавел.
Он подумал, что они ушли и вряд ли вернутся. Хотя всё может быть. Это как с движением комет на ночном небе. Но куда бы они ни пришли, никто из них уже не останется прежним. И так же, как с кометой, которая пролетела мимо, и вы, подняв голову, рады, что она не наделала беды. Встреча с ней была яркой и страшной, и скоро след её останется лишь воспоминанием. И всё успокоится. Только вы этого никогда не забудете.
Но ещё кое-что случилось в эту ночь разбушевавшейся луны. Когда луч окна 317 покинул Москву, прошёл над тёмным Хлебниковским затоном, мостом, с его давней трагедией, над печальными Пироговскими морями и, не исполнив чаяний брата Дамиана, достиг, наконец, Икши. На площади перед колокольней оборотни плотным кольцом окружили свою Королеву, и та же полная луна плясала, отражаясь в их глазах. Оборотни чувствовали, что предстоит расставание и что нет силы, которая смогла бы ему помешать. Они видели двух женщин, которые не стали их добычей, да ещё призрак третьей, с которой только и могли разделить подступающую тоску. И вот луч пришёл. Оборотни замерли, лишь огоньки в их глазах…
– Вот и он, – скрывая испуг или надежду в собственном голосе, произнесла Рыжая Анна.
Луч ударил в шпиль колокольни, заструился по ней, ниспадая вниз. Лицо Раз-Два-Сникерс, прежде сосредоточенное, сделалось на мгновение растерянным, почти беспомощным.
«Не мне одной страшно, – подумала Анна и попыталась ободряюще улыбнуться. – Как мне её теперь называть – Лидией?»
– Малышка, – прошептала Лия, – не бойся ничего.
– Ну вот, – сказала Раз-Два-Сникерс, – мы и расстаёмся.
Призрак не ответил, слегка качнулся в лунном свете. Огромный волк стоял в центре бледно освещённого пятна и, не отрывая взгляда, смотрел на ночное небо. Это были последние мгновения его свидания с полной луной и с тем, что она рассказала ему о прекрасной и безграничной ночи. Волк прощался с тайнами, о которых вскоре ему предстоит позабыть. Потому что как только луч, упав на пятачок, смешался с лунным светом, ничего звериного в облике Королевы не осталось. И оборотни завыли. Но человек сделал им знак, и они послушались его в последний раз, они смолкли. Он улыбнулся тем, кто был это время его семьёй, но затем отвернулся от них и посмотрел на женщин. Одну живую и одну мёртвую. На ту, которую он всё ещё не мог забыть, и на ту, с кем ему предстояло двигаться дальше. А потом перевёл взгляд на третью и кивнул ей:
– А ты изменилась, – улыбнулся.
– Да ты тоже, красавчик, не стоишь на месте, – ответила та чуть вульгарным голосом Раз-Два-Сникерс. Но тут же её черты стали мягче.
«Одна уходит, – подумала Рыжая Анна, – другая всё больше занимает её место. Но скорее всего, теперь останутся они обе». А ещё она подумала, что это оказались первые слова Хардова в Икше, и никто не знал, какими они будут.
Раз-Два-Сникерс посмотрела на луч, как он, пульсируя, нисходил по колокольне, выхватывая из ночи звонницу, где пришлось провести столько ночей и столько всего узнать.
– Пора, – сказала она, протягивая руки живым и кивнув на луч. – Это продлится недолго.
– Да, – откликнулась Анна. Сделала шаг к Хардову. И остановилась.
Это ещё не всё, не всё здесь закончено. Чуть опустила голову, потому что отвернуться и не смотреть было бы неправильно и оскорбительно. Но и смотреть она не могла. Просто ждать.
Оборотни вдруг, как по команде, уселись. Луна полыхнула багрянцем, и луч ответил ей. Где-то послышался приближающийся ветер, но здесь пока было тихо. Хардов смотрел на Лию. Он шагнул к ней, и она шагнула к нему. Хардову захотелось её обнять и прижать к себе, и он смог сделать это. Рыжая Анна всё-таки отвернулась. Но не Раз-Два-Сникерс. А эти двое стояли, замерев и утонув друг в друге. А потом Лия подняла голову, вгляделась в лицо Хардову. Луна подарила им несколько мгновений, но они заканчивались.
– Лия, – прошептал Хардов.
