Кай помедлил с ответом. Потом пожал плечами.
— Я его ровесник, наверное, поэтому…
— Ты участвовал в прошлой войне? — продолжала Бруни.
За все время отношений между ними это был первый разговор, в котором она могла хоть что-то узнать о любимом.
Он поцеловал ее в лоб, встал, подошел к окну. Коротко ответил:
— Да.
Подперев голову рукой, Бруни разглядывала его — обнаженного — и ловила себя на мысли, что эти мгновения наедине омрачены толикой печали. Да, она любит его, но никогда не назовет своим! И Каю она нужна — но не настолько, чтобы, презрев правила, он сделал ее женой…
— Я сказала Весю про новый факультет, — произнесла она, страшась молчания. — Он хочет учиться и служить Родине, как его собратья из Черного полка.
Кай с интересом обернулся.
— Ты их тоже видела вчера? Хороши, правда?
— Правда, — кивнула Матушка. — Но они такие… пугающие!
Он рассмеялся, вернулся, сел на край кровати и, посадив Бруни на колени, укутал в одеяло. Спросил неожиданно:
— Сколько лет твоему парнишке?
— Я… я не знаю! — растерялась она. — Время оборотней долговечней человеческого, а признаки возраста мне неизвестны.
— Понял, — кивнул Кай. — Тогда я попрошу взглянуть на него Лихая Торхаша Красное Лихо, уж он-то не ошибается в таких вещах!
— А кто это? — удивилась Матушка.
Такое странное имя она слышала впервые.
— Это их полковник. Он оборотень и мой побратим.
— Твой побратим — оборотень? — испугалась Бруни. — Что это значит? Он тебя укусил?
Кай посмотрел с изумлением, а затем расхохотался так, что повалился на кровать, увлекая ее за собой.
— Нет, — пояснил он, отсмеявшись. — Просто однажды я спас жизнь ему. А он отплатил мне тем же. Это случилось давно, еще до войны. А на войне мы уже и не считали, сколько раз отводили смерть друг от друга… Когда он придет, угостишь его мясом с кровью? Он обожает стейки!
— А когда он придет? — с опаской поинтересовалась Бруни, ловя жадные руки, вновь отправившиеся гулять по ее телу.
— Завтра, — шепнул Кай, целуя ее в шею, — это все завтра…
Питер уже минут пять топтался на пороге, как растерянный медведь, не решаясь войти, когда Ровенна сообщила Матушке о его появлении.
Покинув кухню, Бруни вышла в зал и остановилась перед подмастерьем.
Едва взглянув на него, вспомнила свой страх той ночью — не за себя, за Веся и родной дом. Вытянулась в струну, сжала кулачки и требовательно спросила:
— Ну?
— Ма… Матушка Бруни, прости меня ради Пресвятых тапочек богини Индари! — взмолился красный как рак Питер и окинул взглядом примолкших посетителей трактира. — Ничего крепче морса больше в рот не возьму! Вот будьте мне все свидетелями! Маменькой клянусь!
Он так и сказал — «маменькой». И как ни зла была на него хозяйка трактира, сердце ее дрогнуло. Она посторонилась.
— Входи, Питер. И помни — ты дал слово!
Но молотобоец не спешил перешагнуть через порог.
— Позволь мне отработать вину? — попросил он. — Что я могу сделать для тебя, Матушка? Починил бы дверь… — он вновь густо покраснел, — да она уже исправна!
— Пускай дров наколет, — предложила практичная Ровенна, остановившись рядом и переглянувшись с сестрой.
Трактир отапливался углем, но наверху, в комнате родителей, где теперь спала Бруни, стоял маленький дровяной камин, когда-то сложенный Эдгаром для молодой жены. Матушка, продолжая традицию, недавно заказала телегу яблоневых чурбаков и мечтала расколоть их на полешки и щепочки для растопки, да руки никак не доходили.
Обычно молчаливая Виеленна неожиданно вмешалась, заявив в приказном тоне:
— Иди за мной! Найдется для тебя работенка!
Подмастерье двинулся через зал под одобрительные возгласы и смех посетителей, радующихся благополучному разрешению конфликта.
— Давай-давай, — поторопила младшая Гретель, крепко пристукнув его по хребту, — шевели граблями!
От удара Гренадерши зубы Питера клацнули, а сам он споткнулся и чуть не упал. После чего поглядел на Виеленну с интересом.
Матушка, улыбаясь, собиралась вернуться на кухню, как вдруг увидела в дверях нового посетителя, чья высокая фигура на мгновение заслонила
