— Четыреста, — сказал я.
— Кровь моя, — пробормотал Сагадеев, — и это в сердце империи. Чтобы мне кто-нибудь сказал, что высокие семьи, императора! будут брать штурмом!
— Николай Федорович, — успокаивающе потрепал его руку Терст, — не время сейчас. Будьте добры, Игнат Степанович.
— Словом, первая линия — костры, — продолжил Лопатин. — Боюсь, в кострища придется складывать все, что горит. Деревья, кусты, беседки, запас дров, может, что-то из мебели. Желательно, конечно, чтобы промежутки между кострами были небольшие, шагов десять-пятнадцать. И маслом пропитать, чтобы три, а то и четыре часа пылало. Вчера не спалось, светлело где-то в пол-четвертого, в четыре. Если огонь до этого времени продержится, то и хорошо. Второй линией предлагаю поставить в круг, табором, кареты, шагах в семидесяти, их в усадьбе много, и телеги какие, если есть. Их потом тоже подпалить, по надобности. А первоначально за ними еще стрелков спрятать. Узкое же место, господа, это север. До дома близко, ограда смешная… У каретной стены хлипковаты. Кстати, мы можем ее к Ночи сжечь?
— Да, — ответил я вопросительно взглянувшему Лопатину.
— Замечательно. В первую очередь север и укреплять. Холмик там гадкий. А на западе еще ям нарыть.
— Георгий, — показал ладонью Терст, — ваше слово.
Тимаков почесал висок.
— Мне в первую очередь не о кострах и баррикадах думается. У нас здесь человек под двести высоких и не очень фамилий. Это старики, женщины и дети. Обслуга еще. С ними как? Их всех тоже к окнам да с ружьями? А если?..
Его взгляд задержался на Терсте.
— Да, — сказал тот. — Будет лучше, если они покинут поместье.
— А их выпустят? — спросил Лопатин.
— Думаю, что да, — начальник Тайной службы встал и прошел к постели, снова потрогал Майтусов лоб.
— Вы уверены?
— Наш противник рационален, — Терст позвенел склянками на прикроватном столике, вглядываясь в этикетки, нашел нужный пузырек и вернулся к своему стулу. — Если вы заметили, он старается не лить лишней крови. Я бы вообще к вечеру по этому поводу ждал переговорщика. И мы как раз успеем сформировать обоз. Правда, семьям в дормезах придется ужаться. Георгий, попробуйте организовать все без паники.
— Хорошо, — Тимаков поднялся. — Я бы уже пошел…
— Погодите, — остановил его Терст. — Бастель, вы можете что-нибудь добавить?
Он глотнул из прихваченного пузырька и уставился на меня остекляневшим взглядом. Я опустил глаза к карте.
Центральное здание. Каретная и конюшня сзади от крыльев. Каретный въезд, круг дорожки. Цветники и лужайки. Флигель и два дома с одной стороны. Недавно отстроенный павильон и еще один дом — с другой. Поле. Аллея. Где-то за бумажным краем, за воротами — ротонда.
И все это скоро исчезнет, сгорит, разрушится.
— Я не уверен в успехе, — сказал я.
— А кто уверен? — фыркнул Лопатин. — Я займусь кострами и прочим.
Вместе с Тимаковым он вышел из комнаты.
— Николай Федорович, — пряча пузырек, повернулся к обер-полицмейстеру Терст, — вы не могли бы поговорить с мужской частью семей? Если кто- нибудь решит остаться, это было бы большим подспорьем. Скажите об императоре.
— Скажу. Правда, уважения нынче в семьях…
Покинутый Сагадеевым стул запоздало скрипнул.
— Что ж, — Терст хлопнул ладонями по коленям, — пойду и я. Бастель, займетесь окнами первого этажа? Времени мало. Часов шесть до сумерек.
— Постойте.
Я накинул мундир, нащупал в широком кармане «Фатр-Рашди».
— Да? — обернулся цехинский божок.
— Господин полковник, — сказал я, — осведомленность и удачливость противника видится мне естественной только в том случае, если этот противник находится в курсе всех дел и перемещений. То есть, обладает информацией из первых уст. Или же сам находится в ее средоточии. Мне кажется, это вы.
Я достал «Гром заката» и нацелил его в грудь Терсту.
— Браво, — улыбнулся он. — Я думал, вы сообразите раньше.
