— И ты связался с Тайной Службой?
— Да. С этим… похожим на божка. Круглолицым, с усиками.
— Терстом.
— Только я не стал ему рассказывать про Сонгинкхана. Я сказал, что фамилиям, возможно, грозит опасность. Что это связано с некими, произошедшими в глубоком прошлом событиями. В общем, выставил себя сумасшедшим историком.
— Терст не поверил.
Отец хмыкнул.
— Он принял к сведению. Он был прагматик. У него на глазах никогда не оживали тысячелетние големы.
Я подумал: а я поверил бы?
Громатов убивает Штольца. Где здесь прошлое, тем более, древнее? Экстраординарное сумасшествие, помутнение. И найденный впоследствии труп Громатова это только подтверждает. Да, явление редкое, но и все.
Тут ближе к Мефисто, разве что. К лентам, к Зоэль. К восстаниям в Полонии с массовыми помешательствами жителей.
— Мы не знали, от кого защищаться, — сказал я. — Ты зря не сообщил ему про кэхе.
— Бастель, у меня и текста-то не осталось! Я поздно вспомнил и о кэхе, и о том, что с ней можно сотворить. Я ведь, честно говоря, думал лишь про месть, а не про то, что кому-то захочется кровью оживить Бога!
— Увы, захотелось. Знаешь, кто это?
Отец ссутулился.
— Знаю. Он проезжал здесь раза четыре.
— А его кровник?
— Вчера. Там много «пустых». Они должны вот-вот разобрать заваленный вход.
— Значит, мне нужно к склепу, — сказал я, приподнимаясь.
— Одному?
— А больше некому.
— Ты уверен? — опасливо поинтересовался отец.
— Не в этом дело, — сказал я, кое-как натягивая мундир.
Не в этом. Даже если мы все поголовно предатели, подумалось мне, дело в том, что эта Твердь и Основа, и что-то там еще тоже хочет прийти через кровь. И ее будущее пришествие уже с лихвой оплачено моими друзьями и недругами, доктором Репшиным, Костой Ярданниковым, Тимаковым, безымянными крестьянами и солдатами.
Хочу ли я такого Бога? Такую новизну?
Не хочу, решил я. И веселая злость разгорелась во мне. Бастель, ты еще не умер. За тысячи лет Сонгинкхан не сумел возродиться ни разу. Какие бы тексты ни были писаны, кто бы ни ходил в провозвестниках — ни разу. Значит, у него и сейчас ни одного шанса нет.
— Как мне добраться?
— Лучше по реке, — сказал отец. — Здесь спуск в воду и лодка. Если постараться, можно добраться за час. Вниз по течению идешь до Белого Камня, он издалека виден, пристаешь к левому берегу и пятьсот шагов на запад.
Я закрыл глаза.
Ох и посмотрю я на их перекошенные рожи! Кто я? Что я? Запасной вариант. С ходу, с той злополучной дуэли переигранный план. Должен ли я был выжить? Терст мне этого не сказал. Но между слов многое подразумевалось. Ты, Бастель, приманка. А там как повезет.
Наверное, я хорошо отработал. Так хорошо, что почти не осталось никого, кто бы это оценил. Осталось сделать совсем немногое. Доплыть и убить. Что потом? Наверное, Ассамея. Тянут меня пески. Вроде жара, вроде плевок на солнце испаряется, а вспоминаю с щемящим чувством. В прошлое, видимо, хочется вернуться. Где все были живы.
А тем, кто остался в Тайной, наверняка будут подчищать память. Все-таки уже многолетняя традиция. Оно и правильно.
Интересно, примет меня Гиль-Деттар?
Я почувствовал тепло у лица и открыл глаза. Оказалось, отец очень близко поднес свечу.
— Как ты?
Я пожал плечами.
— Скажи, зачем поднимать Бога?
— Тщеславие. Или чувство справедливости. Или желание исправить, — сказал отец. — Но мы не предатели! Запомни! Мы не Младшие, мы уже люди.
— Да, но мы всегда кого-нибудь предаем.