- Мне на ногах удобней. Добрый день, - она обвела нашу небольшую, всего двенадцать человек, группу глазами и чуть заметно улыбнулась мне, узнав, - давайте сделаем так: я расскажу вам немного о себе, а потом мы поговорим о вас. Мне действительно интересно как вы живете, в школе и дома, что едите, что смотрите по телевизору, что читаете, какими видами спорта занимаетесь. Какие у вас есть хобби, куда вы ездите отдыхать на каникулах, жили ли вы в других городах Советского Союза и кто у вас по профессии родители. В общем, что такое советские люди, чем вы похожи на нас и чем от нас отличаетесь. Хорошо? - она оглянулась на присевшую Эльвиру, и та одобрительно кивнула.
Я слушал чуть архаичный для меня американский английский, запоминая его особенности, и пытался договориться с разыгравшейся паранойей. Ладно, то, что в прошлый раз этой американки не было у нас в школе, можно связать с изменившимся из-за меня режимом работы ленинградского КГБ. Но вот как объяснить насерфленное знание о том, что в прошлый раз Мэри вообще не была в Союзе? Тут моя фантазия терялась.
Поэтому я сидел тихо и размышлял не столько о том, что говорит Мэри, сколько как она это делает.
Вот почему в ней чувствуется внутреннее напряжение и легкая неестественность? Только ли от непривычной аудитории или за этим стоит что-то еще? Мне кажется, или она чем-то озабочена? Почему она заулыбалась с каким-то непонятным облегчением, узнав, что мы все родились и выросли в Ленинграде? Неясно.
«Тут что-то не так», - нашептывала моя осторожность, - «она здесь неспроста. Не забывай, тебя ищет не только КГБ».
«Как?!» - восклицало в ответ мое второе «я», - «ну как ЦРУ могло бы вычислить в анонимном отправителе единственного послания школьника, учащегося именно в этой школе?! Придумай, по каким признакам?!»
Осторожность морщила лоб и честно признавалась:
«Не знаю. И знать не хочу! Сиди, не отсвечивай, смотри в парту».
«Ага», - парировал я, - «очень естественное поведение. Оглянись».
Урок шел очень живо и уже незаметно для присутствующих перевалил за экватор. Мэри то сыпала именами неизвестных в Союзе американских литераторов, то вспоминала о детстве на пыльном ранчо. Наши в ответ наперебой рассказывали о летних поездках к морю, советских кинокомедиях и мультфильмах.
Я, расслабившись, тихо улыбался. Зря.
- Андрей, - вдруг включилась Эльвира, - а ты что весь урок молчишь? Давай, поговори немного.
Все уставились на меня.
- Кхе... - я стремительно перебрал в уме темы, уводящие от меня подальше. - Мэри, а что это у вас за вещица такая интересная? - и указал глазами на выглядывающую из-под манжеты фенечку, - это то, о чем я подумал?
- О! - Мэри неожиданно смутилась, - вы знаете, что это?
- Дети цветов?
- Знаете, - она с интересом посмотрела на меня, и я мысленно чертыхнулся.
- Что это? Что это? - прошелестело по рядам.
- Хиппи, - ответил я, с усмешкой спуская на рыжую лавину детского любопытства.
Ту чуть не смело вопросами.
- Ну, да... - призналась она и подняла руку вверх, показывая всем замусоленную полоску, - такие вещи дарятся на память близкими друзьями, теми, кто для нас действительно важен. Ее нельзя снимать, она должна сама сноситься. И, перетеревшись, потеряться. Эту я уже пятый год ношу.
- Я читал, что цвет имеет значение. Что у вас тут? - я наклонился вперед, рассматривая простенький узор.
Мэри чуть покраснела.
- Ну... Э... Оранжевый - это пацифизм. Мы выступали против войны во Вьетнаме.
Класс одобрительно зашумел.
- А что насчет желтого? - негромко уточнила Кузя.
- Желтый... - Мэри растерянно взглянула на фенечку. - Вот, кстати, не знаю, как перевести на русский «a little bit crazy»?
- Оторва... - негромко фыркнул в парту Сема, и Эльвира немедленно сожгла его взглядом.
Я решил вмешаться:
- Женщина с сумасшедшинкой.
- Су-ма-шед... - Мэри запнулась и вопросительно приподняла бровь, прося подсказки.
Я повторил по слогам, и со второй попытки она справилась.
- Да, - сказала Мэри и с легкой мечтательной улыбкой посмотрела на желто-оранжевую фенечку, - это была я.
Тот же день, вечер,
Ленинград, Измайловский пр.
Разнообразия ради, дверь в квартиру открыла Томка, причем сразу, как я позвонил. Ждала она под дверью, что ли?
