Поручик согласился с наблюдениями ротмистра.
— А все этот придурок виноват! — сердито фыркнул Кураев, срывая свое раздражение на Санине. — За сенсацией погнался? Ничего, будет тебе сенсация, когда превратишься в лепешку. Погоди немного!
— Не стоит так волноваться, — хладнокровно произнес поручик. — Этим делу не поможешь.
— Если бы не он, все было бы прекрасно. А так — провалить всю операцию. Скотина! — бушевал ротмистр.
— Не будем сейчас разбираться, ротмистр, — удержал его Голицын от немедленной расправы над репортером. Поручик тоже согревался спиртным, справедливо полагая, что замерзнуть или заболеть было бы вообще непростительной глупостью.
Вода устремлялась в гондолу целыми потоками. Это был проливной дождь, брызги летели со всех сторон, вода попадала за воротник и в рукава.
— Малоприятное положение, — пробормотал Кураев. — Врагу не позавидуешь.
— Оболочка намокает под дождем, воздушный шар тяжелеет, теряет высоту, — прокомментировал Голицын.
— Хоть ты в самом деле выкидывай кого-нибудь за борт, — красноречиво поглядел на журналиста Кураев.
Молнии становились сильнее и многочисленнее. Особенно мощная низринулась к земле, и в гондоле стало светло как днем. Небо мерцало всполохами. В следующее мгновение ночь снова поглотила шар.
Монгольфьер постепенно выходил из полосы дождя, но исправить это уже ничего не могло.
Несмотря на страх, мозг журналиста работал словно сам по себе, автоматически создавая текст будущего репортажа:
«Вновь темнота ослепила наши глаза. Шесть, семь молний исполинскими полипами бешено заветвились по небу. Громовые раскаты… И среди них наполненный водородом корабль! Вновь ужасные порывы ветра, весь корабль содрогается…»
— Ну, вот мы и достигли восьмисот метров! — взглянув на барометр, сказал пилот.
— Смотрите!
Вглядываясь вниз, Голицын вдруг увидел, как шар вырвался из мерзких объятий облаков и, быстро снижаясь, понесся к земле. Внизу резко прорисовалась картина в виде небольшого городка с редкими освещенными окнами.
— Мы находимся прямо над городом! — вскрикнул Санин.
— А земля круглая, — сердито фыркнул ротмистр. — Да видим мы, не слепые!
Река смотрелась серебристой линией, рассекающей городок пополам, а мост казался ниткой, протянутой между берегами.
— Как мы сейчас шлепнемся на мостовую, как захрустят наши косточки! — демонстрируя чувство черного юмора, прохрипел Кураев.
— Можно ведь и крышу проломить, — философски заметил поручик. — Учитывая, что они у немцев черепичные, какой-никакой, а шанс на спасение у нас имеется.
— Что вы такое говорите, господа! — заныл репортер. — Я не хочу умирать! У меня мама.
— Заткнись, идиот! — погрозил ему Кураев. — Я не позволю тебе пятнать честь русского офицера в его последнюю минуту. Такие события надо встречать достойно.
— У всех мама, — лаконично заметил Голицын. — Вы тут не один, произведенный на свет не без помощи родителей.
Земля приближалась.
— Бросаем все! — закричал пилот. — Надо облегчить гондолу от балласта.
— Знаю я один балласт! — не к месту хихикнул Кураев. — Давайте его отправим вниз, а, поручик?
— Вы так считаете? — пряча улыбку, окинул оценивающим взглядом репортера Голицын. — По-моему, не поможет.
Прямо перед ними — рукой достать — проносились дома с островерхими крышами, улицы, площадь. Вопрос, как понял Голицын, теперь заключался уже только в секундах.
— Как думаете, ротмистр, до тридцати досчитать успеем? — поинтересовался поручик, видя впереди что-то чрезвычайно высокое, выделявшееся на общем фоне.
— Я… — начал было ротмистр, но фразу не закончил.
Все увидели, как ветер бросил шар прямо на высоченную колокольню кирхи.
— Держись! — пронесся крик.
Удар сотряс корзину. Все взглянули вверх — шар повис на шпиле и медленно сдувался.
— Все живые? — огляделся поручик. — Вроде все…
Гондола висела, прислоняясь к кирпичной стене башни. Неподалеку, внизу, виднелись ярко освещенные окна ресторана.
— Слышите? Немцы празднуют! — кивнул Кураев в сторону здания, откуда звучали песни подвыпивших гуляк.
Он еще раз приложился к фляжке и спрятал ее в карман. Затем ротмистр выбросил за борт ранцы с германской формой и поднял палец, отсчитывая время.
— Пять секунд, — заключил он. — Что ж, господа, высоковато, но сидеть здесь до утра — не лучший выход.
— Что вы хотите этим сказать? — подозрительно спросил Санин.
— То, что первым пойдешь ты, — сбрасывая вниз веревку, глянул офицер на репортера. — Надо же тебе о чем-то писать в своей газетенке!
— Нет! Только не это! — замахал руками Санин.
— Полезешь!
— Нет, я боюсь высоты. Ни за что!
Несмотря на отчаянные протесты, Кураев и Голицын настойчиво подталкивали журналиста к борту корзины.
— Вперед и сейчас же, — голосом, не терпящим возражений, сказал поручик.
— Я…
— А иначе выброшу.
Потрясенный мрачным выбором, репортер схватился за веревку и отправился вниз. Спуск прошел удачно.
— Ты смотри, а я думал, сорвется, — удивленно заметил Кураев, перебираясь через борт. — Ну-с, а теперь и мы отправимся вниз. Встретимся на земле. — Ротмистр быстро скользнул вниз.
— После вас мсье, — жестом предложил Голицын пилоту покинуть кабину.
— Никак невозможно, — галантно отказался тот. — Я, как капитан, должен последним покинуть корзину монгольфьера.
Голицын, вынужденный признать его правоту, взявшись за веревку, начал спуск.
ГЛАВА 19
Ресторан в городке Граунау в этот вечер гудел. Само это заведение, собственно, и предназначено быть наполненным людьми, которые выпивают, закусывают и гуляют. На то они, рестораны, и созданы. Но сегодня здесь было особенно весело. И причина была соответствующая — офицеры отмечали день рождения своего командира — полковника Эрнста Хирта.
Сегодня полковнику стукнуло сорок пять — дата вроде бы и не круглая, но все же… Мужчиной Хирт был, как говорится, в самом расцвете сил — карьера шла неплохо, позволяя ему успешно продвигаться по служебной лестнице. Сейчас он возвышался во главе стола, сразу давая понять всем своим внушительным видом, кто же здесь главный. Пышные усы, расходившиеся далеко в стороны, придавали ему особо значительный вид. Он руководил процессом и принимал поздравления.
Подчиненные как могли проявляли свое рвение и усердие, поздравляя командира. Каждый старался перещеголять предыдущего оратора, произнося свой тост.
