происходить.
— Герр полковник, мне надо отдохнуть, — улыбнулся Корф. — Я уж, знаете, за последнее время столько потрудился, что, по-моему, имею право на отдых.
— Ну, что вы, конечно! Как вам будет угодно, барон, — согласился Диркер. — Я всего лишь хотел предложить вам приятное времяпрепровождение. Ну а я в таком случае, господа, вас покину.
Полковник удалился в свой номер, где он остановился вместе с Леером. У последнего, как он уже заявил, были еще дела. Мотивация барона при отказе от «приятного времяпрепровождения» объяснялась весьма легко. Особой храбростью господин Корф никогда не отличался. А здесь еще это предложение лезть в самое пекло!
«Нет уж, увольте, — поежился он, затягиваясь ароматной сигарой. — Вы уж как-нибудь без меня. А с вашего покорного слуги достаточно приключений. Я хорошо поработал, можно теперь и отдохнуть. А то ведь так и здоровье недолго подорвать… Мало ли что. Рисковать своим здоровьем и жизнью можно, когда для этого есть свои плюсы. Все, что надо, я уже получил, теперь пускай рискуют другие».
Над столом клубился сигарный дым, в голове слегка шумел хмель от выпитого коньяка. На душе было спокойно.
Глава 29
Время шло, а в штабе генерала Жилинского положение оставалось прежним — то есть без улучшений. Ситуация складывалась весьма странная и пренеприятная. Первоначальная информация о наступлении германцев запуталась вторым сообщением, причем тоже заслуживающим доверия, о наступлении на совсем другом участке фронта.
Генерал с шумом отодвинул стул и вместе с обер-офицерами и двумя адъютантами перешел в зал, где лежали топографические карты. Донесения вынуждали хвататься за голову.
— Вы знаете, мне это все напоминает нашу русскую ситуацию, когда «казнить нельзя помиловать», — произнес полковник со странной фамилией Рыбка. Недавно переведенный на прусскую границу из Закавказья, он все никак не мог привыкнуть к здешнему климату, и здоровье, расслабившееся в жаркой Ленкорани на побережье Каспия, все время давало сбои. Полковник не переставал жаловаться на проклятые прусские болота, на сложный балтийский климат, от которого у него ломит кости и болит горло. Вот и сейчас он поминутно вытаскивал большой белый платок и сморкался, кляня «эту Балтику». — Или еще лучше: найди то, не знаю что, пойди туда, не знаю куда.
— Гляжу я на вас, полковник, и ваш платок напоминает мне белый флаг, — не удержался, чтобы не съязвить, Орановский.
— Ну, уж нет, пускай болезнь белый флаг выбрасывает, — ответил, кашляя, Рыбка. — Только ведь все равно пощады ей не будет.
— Хотите, дам совет, как ваши хвори ликвидировать?
— Ну, конечно, буду очень признателен, — с живостью ответил Рыбка.
— У здешних литовцев, да и у поляков и белорусов есть такой национальный напиток. Называется он крупник. Рюмка утром и рюмка вечером — и будете совершенно здоровы. Пробовал сам, так что можете не сомневаться.
— Как вы говорите? — прищурил глаза Рыбка. — Крупник? Но, позвольте, это что же — из крупы? Суп?
— Нет-нет, — рассмеялся начальник штаба. — Вы еще не привыкли к здешним реалиям. Если это суп, то — огненный. В этом супчике все сорок градусов. Спиртной напиток, известный здесь еще со Средневековья. И варится он с травами, пряностями и прочей вкусностью. Короче говоря, очень полезно.
— Ну что же, ваше превосходительство, последую вашему совету, — наклонил голову полковник.
— Да о чем вы, господа, речь ведете? Сейчас есть гораздо более важные вещи, чем чья-то простуженная носоглотка. Да уж и как это все изволите понимать? — командующий сокрушенно покачал головой. Толстые мясистые пальцы, поросшие рыжеватыми волосами, выбивали на столе какой-то тревожный марш, напоминавший скорее погребальную мелодию. Часы, стоявшие у него за спиной, резко и неожиданно пробили восемь часов. Генерал вздрогнул и обернулся.
— Фу ты, черт, привидится всякая мерзость, — глубоко вздохнул он.
В последнее время генерал чувствовал, что из-за всевозможных треволнений у него уже стали сдавать нервы.
В дверях появился адъютант.
— Ваше превосходительство, — сказал он четким и в то же время чуть развязным тоном. — Капитан Смирнов доносит, что на участке противника замечено движение. Прибывают новые части, и, похоже, противник готовится к каким-то действиям.
— Очень интересно. А на втором? — вяло поинтересовался генерал.
— И на втором… — на мгновение замялся адъютант, — то же самое.
— Прекрасно, — с сарказмом резюмировал Жилинский. — На двух участках аналогичные действия. Возможно, кому-то кажется, что я обладаю даром предвидения. Однако создатель такими талантами не наделил меня. Я будущее не предсказываю и духов вызывать не умею. С Малютой Скуратовым и фельдмаршалом Суворовым по вечерам разговоры не веду. Уж извините-с!
В половине второго ночи был созван военный совет. Ренненкампф заявил о том, что в сложившейся ситуации лучше всего разделить силы.
— Мое предложение, ваше превосходительство, заключается в следующем. Вы позволите?
— Да-да, Павел Карлович, говорите, мы вас слушаем, — кивнул генерал.
— Так вот, обобщая все вышеизложенное, суммирую информацию. Вместо одного участка прорыва мы получили два. Причем оба из них указаны в сообщениях, поступивших от наших людей. Не доверять им мы тоже не можем. Не так ли?
— Продолжайте, продолжайте, голубчик.
— Так вот. Поскольку более точной информации мы, к сожалению, не имеем, то наиболее правильным вариантом наших действий была бы подготовка и к одному, и к другому варианту развития событий.
— И что же вы предлагаете? — с ироничной улыбкой вопросил Жилинский. — Мгновенно перемещаться то туда, то сюда? Так, что ли? Я бы и рад, но, к сожалению, у меня нет в распоряжении ковра-самолета. Если бы подобный существовал, да еще и соответствующих размеров, тогда — пожалуйста. А в данном случае ничего не выйдет.
Генерал был в крайней степени раздражения, поэтому колкости невольно срывались с его языка.
— Ну зачем же? — с мягким укором сказал Ренненкампф. — Мы должны разделить силы.
— Разделить? Да нечего нам сейчас делить. У нас нет таких возможностей. В случае равномерного распределения сил противник легко прорвет нашу оборону, — возразил командующий, багровея. Он расстегнул душивший его воротничок.
Прения продолжались.
Генерал прикрыл глаза, слушая оживленные споры. Чудовищно болела голова — от усталости, напряжения и непонимания ситуации.
— А что, по-вашему? Сконцентрировать все силы и не в том месте? Тогда наш провал уж точно будет обеспечен.
Самсонов долго копался то в одном, то в другом кармане, пока наконец не вытащил большой измятый платок, чтобы вытереть лицо и шею.
— Однако жарко здесь, — как-то некстати произнес он.
— Как хотите, господа, но принимать скоропалительные решения — вещь опасная и приводящая к самым печальным последствиям, — высказал свое мнение Орановский. — Следует все выяснить, послать запросы нашим людям…
— Куда послать? Как послать? — иронически усмехнулся Жилинский. — Как это вы себе представляете?
