улыбается и закрывает глаза. Ощущение ее тела прижатого ко мне посылает волну тепла в каждую клеточку моего тела. Я никогда не думал описывать ее красоту как утонченную, потому что утонченная, не то слово которое подходит Джун... но сейчас, когда она слаба, я понимаю насколько хрупкой она может быть. Розовые щеки. Небольшие мягкие губы на фоне больших закрытых глаз, покрытых густыми черными ресницами. Я не хочу видеть ее такой уязвимой. Злость из-за нашего спора все еще витает где- то внутри, но сейчас я хочу забыть об этом. Споры только замедлят нас. Мы решим все проблемы между нами позже.
Медленно мы оба проваливаемся в сон.
Что-то выдергивает меня из сна. Какой-то пикающий звук. Я прислушиваюсь к нему некоторое время, прогоняя сонное головокружение, стараясь определить его место нахождения, затем тихо встаю с кровати, стараясь не разбудить Джун. Перед тем как уйти, я снова дотрагиваюсь до ее лба. Все еще небольшой жар. На лбу выступили бисеринки пота, а значит лихорадка начинает спадать.
Я иду на звук и захожу на кухню, затем замечаю небольшой мигающий маячок над дверью, ведущей в бункер. А затем чуть пониже него, вспыхивают ярко красные слова.
ПРИБЛИЖЕНИЕ — 400 ФУТОВ
Меня пронизывает страх. Кто-то должно быть идет по туннелю в сторону бункера: Патриоты или солдаты Республики. Не могу решить, что хуже. Я разворачиваюсь и бегу к месту, где оставил мешки с едой и водой, затем достаю несколько банок из одного из них. Когда мешок становится достаточно легким, я продеваю руки в веревки, завязывающие мешки и вешаю их себе за спину как рюкзак и бегу к кровати Джун. Она шевелится, издавая тихий стон.
— Привет, — шепчу я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и уверенно. Я наклоняюсь и глажу ее по волосам. — Пора уходить. Иди ко мне. — Я убираю одеяло, оставляя одно, чтобы укутать ее, надеваю сапоги ей на ноги и беру на руки. На мгновение она напрягается, думая, что падает, но я лишь прижимаю ее крепче. — Успокойся, — шепчу я, прижимаясь к ее волосам. — Я держу тебя.
Она устраивается поудобней в моих объятиях в полубессознательном состоянии.
Мы выходим из бункера обратно в темноту туннеля, мои ботинки разбрызгивают под ногами воду и грязь. Дыхание Джун неглубокое и быстрое, горячее из-за лихорадки. Позади нас, тревожный сигнал становиться все громче, пока я несколько раз не заворачиваю за угол и так его уже почти неслышно. Я почти ожидаю услышать сзади приближающиеся шаги, но вскоре вой сирены пропадает, и мы идем в полной тишине. Мне кажется, что проходит несколько часов, хотя Джун бормочет, что «прошло сорок две минуты и тридцать три секунды». Мы медленно идем дальше.
Этот участок туннеля длиннее, чем первый и освещается тускло мерцающими лампами. В какой-то момент я останавливаюсь, сажусь на сухой участок земли и достаю из мешка воду и консервированный суп (по крайней мере, я думаю, что это суп, я плохо вижу в этой темноте, поэтому я просто открываю крышку первой попавшейся банки). Джун снова дрожит, хотя это неудивительно. Здесь холодно, даже от моего дыхание в воздух поднимаются облачка пара. Я крепче закутываю Джун в одеяло, еще раз проверяю ее температуру, а затем пытаюсь накормить ее супом. Но отказывается от него.
— Я не голодна, — бормочет она. Она прижимает голову к моей груди, и я чувствую ее жар даже через ткань рубашки.
Я сжимаю ее руку. Мои руки сильно онемели, что даже такое движение дается мне с трудом.
— Хорошо. Но ты должна немного попить, ладно?
— Хорошо. — Джун прислоняется ближе ко мне и кладет голову на мое колено. Как же мне сделать так, чтобы ей было тепло. — Они все еще идут за нами?
Я всматриваюсь в черную даль, из которой мы пришли.
— Нет, — лгу я. — Мы давно оторвались от них. Просто отдыхай и не волнуйся, но постарайся оставаться в сознании.
Джун кивает. Она что-то перебирает пальцами в руке, и, присмотревшись, я понимаю, что это кольцо из скрепок для бумаги. Она так сильно сжимает его, как будто оно придает ей силы. — Помоги мне. Расскажи мне историю. — Ее глаза наполовину закрыты, хотя я вижу, что она с трудом борется с тем, чтобы не закрыть их. Она говорит так тихо, что мне приходится наклониться к ее губам, чтобы слышать ее.
— Какую именно историю? — отвечаю я, решительно стараясь сделать так, чтобы она оставалась в сознании.
— Не знаю. — Джун слегка наклоняет голову, чтобы посмотреть мне в лицо. Через несколько секунд она продолжает сонно, — Расскажи о своем первом поцелуе. Как это было?
Сначала ее вопрос смущает меня — всем девушкам, которых я знал,раньше не нравилось, когда я рассказывал о других девушках. Но потом я понимаю, что это Джун и скорей всего она специально хочет вызвать в себе ревность, чтобы не отключиться. Я улыбаюсь в темноту. Всегда такая умная.
— Мне было двенадцать, — бормочу я. — Девушке было шестнадцать.
Теперь Джун внимательно смотрит на меня.
— Наверное, ты был еще тем обольстителем.
Я пожимаю плечами.
