– Харизма у вас есть, если вы об этом, – улыбаюсь я.
Анден смеется, и на душе у меня теплеет.
– В последнее время моя харизма не работает, – констатирует он, отворачиваясь и опуская глаза.
Самолет снижается. Я смотрю в иллюминатор и глубоко дышу, пытаясь согнать со щек румянец.
Мы идем на посадку, тучи все приближаются, и вскоре мы погружаемся в бурлящий сизый туман. Несколько минут, и мы выныриваем из серого одеяла навстречу обширному пространству, испещренному высотками самых разных цветов. От такого зрелища перехватывает дыхание. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, насколько велик технологический и цивилизационный разрыв между Республикой и Антарктидой. Тонкий прозрачный купол накрывает весь город, но мы проникаем сквозь него так же легко, как через одеяло облаков. Каждое здание, кажется, может произвольно менять цвет (два уже из светло- зеленого перекрасились в темно-синий, а одно меняет золотистую окраску на белую), и все они новенькие, будто их только построили, безупречные – в Республике такие можно по пальцам перечесть. Громадные изящные мосты, отливающие на солнце ослепительной белизной, перекинуты между многими небоскребами; они соединяют этажи соседних зданий, образуя некое подобие сотообразной паутины из слоновой кости. По центру верхних мостов располагаются круглые платформы. Я приглядываюсь и различаю на них что-то похожее на воздушные суда. (Еще одна странность: все высотки имеют громадные серебристые числовые голограммы над крышами в диапазоне от нуля до тридцати тысяч. Я морщу лоб. Видимо, цифры проецируются лучами, исходящими из крыш. Возможно, они означают число обитателей в каждом из небоскребов, хотя тридцать тысяч – относительно мало для зданий таких размеров.)
Пилот предупреждает о посадке. Многоцветные здания постепенно заполняют все пространство до самого горизонта, и мы снижаемся на одну из платформ. Внизу я вижу людей, которые готовятся принять наш самолет. Когда мы пролетаем над площадкой, наши кресла сотрясает резкий толчок. Олли поднимает голову и рычит.
– Магнитная посадка, – поясняет Анден, видя мой испуг. – С этого момента нашему пилоту нечего делать. Платформа сама посадит судно.
Мы касаемся поверхности так мягко, что я ничего не чувствую; выходим из самолета в сопровождении сенаторов и охраны, и прежде всего меня потрясает комфортная температура за бортом. Прохладный ветерок, теплые солнечные лучи. Разве мы не в самом холодном регионе Земли? (По моим прикидкам, здесь семьдесят два градуса[3], ветер юго-западный и относительно слабый с учетом высоты, на которой мы находимся.) Я вспоминаю тонкий нематериальный купол, сквозь который мы сюда проникли. Вероятно, с его помощью жители Антарктиды контролируют климат.
Потрясения на этом не заканчиваются: люди в биозащитных костюмах и противогазах тут же проводят нас в пластиковую палатку. (Вероятно, известия о чуме в Колониях дошли и досюда.) Кто-то быстро осматривает мои глаза, нос, рот и уши, потом проводит ярко-зеленым лучом по всем телу. В напряженной тишине я жду, пока оператор (толком не пойму, мужчина или женщина) читает показания на приборе, который держит в руке. Краем глаза вижу, что такую же проверку проходит и Анден – должность Президента Республики не исключает чумы. Спустя добрый десяток минут всех нас выпускают из палатки.
Анден здоровается с тремя антарктидами (на всех необычного покроя костюмы разных цветов – зеленый, черный или синий), которые встречают нас на посадочном мостике вместе с несколькими охранниками.
– Надеюсь, перелет прошел хорошо, – говорит женщина, когда мы – Мариана, Серж и я – подходим.
Она приветствует нас на английском, но с сильным корявым акцентом.
– Если хотите, мы отправим вас домой на нашем самолете.
Я давно подозревала (и узнала наверняка, когда познакомилась с Дэем), что Республика далека от совершенства, но слова антарктидки настолько заносчивы, что я тут же ощетиниваюсь. Наши самолеты недостаточно для них хороши! Я слежу за реакцией Андена, но тот лишь кланяется и улыбается ей:
– Благодарю, леди Медина. Вы всегда так любезны. Крайне признателен вам за предложение, но не хотел бы вас затруднять. Мы обойдемся.
Не могу не восхищаться Анденом. Каждый день я вижу, сколь тяжек груз, который он несет.
После непродолжительного спора я неохотно отдаю Олли одному из охранников – тот доставит пса в наш отель, – после чего мы выстраиваемся в тихую процессию, и антарктиды ведут нас по мосту к ближайшему зданию (оно алого цвета, хотя не думаю, что в честь нашего прибытия). Я специально иду как можно ближе к краю, чтобы рассмотреть город. На сей раз мне не сразу удается подсчитать все этажи (судя по количеству мостов, здесь их более трехсот – вероятно, триста двадцать семь; мне приходится поднять взгляд, чтобы прогнать головокружение). Верхние этажи купаются в солнечных лучах, но нижние тоже ярко освещены, похоже, они генерируют солнечный свет для тех, кто идет по тротуару. Я смотрю на Андена и леди Медину – они болтают и смеются, как старые друзья. Анден ведет себя так естественно – я даже не могу сказать, в самом деле ему нравится леди Медина или он виртуозно играет роль покладистого политика. По крайней мере, наш покойный Президент неплохо подготовил сына к ведению международных переговоров.
Вход в здание с моста оформлен аркой с витиеватой резьбой, двери раздвигаются при нашем приближении. Мы останавливаемся в богато обставленном фойе (толстый кремовый ковер, к моему восторгу, играет вихрем цветов в тех местах, куда я ставлю ногу; кругом пальмы в бочонках; стена из изогнутого стекла пестрит объявлениями; какие-то интерактивные станции непонятного мне назначения). Антарктиды на ходу вручают нам очки. Анден и многие сенаторы тут же, будто бы даже привычно, их надевают, но антарктиды все равно разъясняют назначение очков. Не знаю, известно ли им, кто я, и вообще
