зданию разносится вой сирен – лестницы перекрыты, сигнал тревоги включен. Я снова пинаю автомат – он описывает дугу и ударяет солдата в лицо, оглушая на мгновение. Я с разворота со всей силы врезаю ему локтем в лицо…
…но тут что-то бьет меня в затылок – искры сыплются из глаз. Ноги подкашиваются, и я падаю на одно колено, прогоняя временную слепоту. Вероятно, второй солдат ударил сзади. Я снова делаю замах с разворота, пытаясь на ходу вычислить местонахождение противника, но промахиваюсь и снова падаю. Сквозь туман в глазах я вижу, как военный поднимает автомат, чтобы ударить меня прикладом в лицо. Это вырубит меня окончательно. Я тщетно пытаюсь откатиться.
Но удара не следует. Я моргаю, не в силах подняться на ноги. Что случилось? Когда перед глазами проясняется, я вижу командира – он лежит на полу, а лаборанты спешно связывают всем атаковавшим руки и ноги. Откуда ни возьмись появляются люди. Много людей. Надо мной стоит Тесс, бледная и чахлая – она, тяжело дыша, сжимает в руках автомат. Я и не заметила, как она вышла из своей палаты.
– Прошу, – слабо улыбается мне Тесс и протягивает руку, чтобы помочь подняться.
Я улыбаюсь в ответ. Меня трясет, но она поднимает меня на ноги. Я покачиваюсь, и она подставляет мне плечо. Мы обе едва держимся на ногах, но не падаем.
– Миз Айпэрис! – Михаэль подбегает к нам. – Удалось связаться с Президентом, мы сообщили ему о сыворотке. Еще нам велено немедленно эвакуироваться из башни. Говорят, ложная капитуляция вот-вот закончится, Колонии примутся наносить удары возмездия, а мы станем их первой целью…
Вдруг госпиталь словно подпрыгивает. Все мы замираем на месте. Я смотрю на горизонт, поначалу думая, что случилось землетрясение или по зданию прошла вибрация от пролетающего мимо воздухолета, но толчки возвращаются через короткие равные интервалы, и это не похоже ни на резкий накат сейсмической волны, ни на стойкое дребезжание от пролетающих воздухолетов. Несколько секунд спустя я понимаю: это взрываются заложенные в посадочные пирамиды заряды. Вместе с Тесс мы кидаемся к окну: на горизонте над доками взвиваются яркие оранжевые языки и поднимается серый вал пыли. Меня охватывает паника. Дэй, вероятно, уже выступил с обращением. Выжил ли он в этом аду?
Псевдокапитуляция завершилась, затишье закончилось. Последнее сражение за Республику началось.
Дэй
Когда мне было пятнадцать, я проник в один лос-анджелесский банк: охранник, стоявший у заднего входа, не поверил, что я сумею это сделать за десять секунд, а я решил доказать ему обратное. Накануне в уме я нарисовал подробный план банка, отметил все возможные опоры для ног, все окна и карнизы и представил себе планировку этажей. Дождался, когда в полночь сменится охрана, после чего пробрался в подвал здания. Там я установил маленькое взрывное устройство на замок хранилища. Я никак не мог пролезть в хранилище ночью, не приведя в действие сигнализацию… но следующим утром охранники спустились в хранилище на проверку, предварительно отключив большинство лазерных датчиков сигнала тревоги. Тогда-то я и прокрался в здание. Пока я подкалывал одних охранников у задней двери банка, другие внутри открывали хранилище. Тут и взорвалась моя подкладка, в тот же миг я запрыгнул на окно второго этажа, потом спустился по лестнице, сквозь дым и пыль проник в хранилище, а затем выбрался из здания с помощью цепи, которой огораживают очередь клиентов, – обвязался ею и спустился с верхнего этажа. Вы бы меня видели!
Сейчас, впервые поднимаясь по внутренним пандусам пирамидального дока ко входу в воздухолет Колоний в сопровождении солдат, я вспоминаю то приключение. Непреодолимо хочется броситься наутек, оторваться от конвоиров и уйти через вентиляцию. Я тщательно осматриваю корабль, пытаясь прочертить наилучшие пути отхода, отмечаю ближайшие укромные места и наиболее удобные уступы для ног. Я, незащищенный и уязвимый, иду прямо в западню. Но на лице сохраняю непроницаемое выражение. У входа два сопровождающих меня лейтенанта прощупывают меня на предмет оружия; я только вежливо им улыбаюсь. Если канцлер хотел меня запугать, я его разочарую.
Конвоиры не находят крошечных, размером с монетку, дисков в моих ботинках. Один из них – устройство для записи разговоров, которые можно будет использовать в качестве свидетельства против Колоний, впоследствии предъявив общественности. Другие – крохотные взрывные устройства. Снаружи, вне посадочного дока, прячутся в тени зданий Паскао и другие Патриоты.
Надеюсь, граждане ждут моего сигнала. Надеюсь, они готовы к моему последнему шагу.
Я впервые оказываюсь в воздухолете, в котором на стенах нет портретов Президента. Вместо них здесь висят через один сине-золотые флаги в форме ласточкина хвоста и рекламные плакаты, а также экраны до самого потолка, рекламирующие все, от еды до бытовой техники. Я с неприязнью вспоминаю, как мы с Джун пробирались в Колонии, но, когда лейтенанты поворачиваются ко мне, я только пожимаю плечами и опускаю взгляд.
Мы идем по коридорам, потом вверх по двум лестничным пролетам, наконец они заводят меня в просторное помещение. Я стою там несколько секунд, не зная, что делать дальше. Зал с широкими стеклянными иллюминаторами (из которых открывается вид на Лос-Анджелес) похож на своеобразную смотровую площадку.
У иллюминатора на фоне светлого города чернеет силуэт.
– Ну наконец-то вы пришли! – восклицает человек, взмахивая рукой.
Я мгновенно узнаю его спокойный вкрадчивый голос – канцлер. Он ничуть не похож на образ, который я себе представлял. Невысокий, миниатюрный, хрупкий, волосы поредевшие и седые, голос великоват для такого тела. Он чуть сутулится, а его кожа местами кажется тонкой и прозрачной, она словно
