сбросить возможный хвост. Ему показалось, что он его сбросил…
Только поэтому он и появился здесь.
Это был старый Баку, город постройки еще позапрошлого века, помнящий еще российского императора и нефтяной бум – времена, когда этот город и нефтяные поля вокруг него давали основной объем нефти в мире – в мире, где основной все еще оставалась лошадиная тяга. Каспийский нефтяной бассейн был одним из старейших в мире, наряду с техасским, и добыча нефти в том или ином виде здесь шла почти два столетия. Добыча нефти превратила Баку в один из самых быстроразвивающихся городов давно павшей Империи. Из захолустья город превратился в космополитичный центр всего региона, здесь жили представители более восьмидесяти национальностей, сюда вкладывали деньги такие предприниматели, как Нобель и Ротшильд. С тех пор прошло много времени… и городу только повредило, что он стал столицей маленькой, мононациональной страны вместо того, чтобы быть одной из жемчужин в короне огромной и многонациональной Империи, городом ничьим и одновременно принадлежащим всем. Город сильно изменился во времена второго нефтяного бума, здесь теперь стояли небоскребы – но остались и эти кварталы одно-, двух- и трехэтажных домиков и домов, еще помнящих времена больших балов и маленьких разочарований…
Теперь разочарования были, увы, большими.
Через мутное стекло на лестнице англичанин наблюдал, как мимо, по брусчатке, прошел человек, которого он определил как филера. Похоже, что не заметил…
Англичанин, осторожно прислушиваясь и присматриваясь, пошел дальше.
Дом был пуст, заброшен и, скорее всего, приговорен к сносу, который отложили до лучших времен. У него были все признаки дома без жизни, умершего, но не похороненного, ибо дом умирает, когда его покидают последние жильцы и он становится никому не нужным. Пыль на лестнице, наметенная с улицы через выбитое стекло, пошедшая паутиной трещин краска, перекосившаяся, старая дверь…
Англичанин осторожно поднялся на второй этаж, толкнул дверь и оказался в длинном коридоре. Судя по всему, после коммунистической революции этот дом переделали под проживание бедняков – в common house[115], или так называемую коммуналку.
Похоже, далеко не всем везет в этой жизни…
Он начал пробовать двери одну за другой… одна из них поддалась… он шагнул внутрь. Один человек стоял у окна и пытался что-то увидеть на улице через щели в заколоченном фанерой оконном проеме. Другой что-то делал на полу, услышав его, он развернулся, выхватывая старый, но не ставший от этого менее смертоносным «Глок».
Англичанин поднял руки.
– Мир.
– Черт… Монах, я чуть было не пристрелил тебя. Родители стучать не учили?
– Нет, я рос сиротой.
– Оно и видно.
– Что слышно? – спросил стоявший у окна второй.
– За мной следили все время.
– Ты сбросил хвост?
– Думаю, что да.
– Думаешь – или да?
– Какого черта, Ропс. За тобой тоже могли следить, верно?
– Надо связаться с центром… – Ропс набрал номер на своем спутниковом, – дайте Д24.
– На связи, сэр…
– Здесь патруль Акула два-четыре, у нас проблема. Мы находимся в Баку, контакты потеряны, крыша раскрыта. Нас преследуют.
– Вас поняла, ожидайте…
– Черт…
Мэттиссон вскрыл, наконец, тайник в полу, набрал код – он был общим для всех тайников британской Секретной разведывательной службы. Открылась длинная и широкая ниша в полу, в ней лежало оружие и предметы первой необходимости для попавших в беду оперативников. Британец достал «АК-12», снял крышки с прицела. Перебросил его Монаху и достал второй такой же…
– Надо набить магазины, пока не поздно. Давай…
– Акула, здесь А-два-четыре, слышите меня?
А-2-4 – был позывной самого главного в операции, обычно это минимум начальник регионального департамента, а то и выше.
– …Слышите меня?
– На приеме.
– Времени нет, слушайте внимательно. Наши враги передали ваши ай-ди[116] в местные спецслужбы. Одновременно
