Британским спецназовцам было некуда идти, поэтому я вывез их к себе. В Ташкент. Конечно, Ташкент не то место, о котором кто-то может сказать «к себе», и я в том числе. Но у меня там были серьезные позиции. Сейчас Роу уже связался с посольством, почему-то не в Москве и не в Пекине, а в Хельсинки, и сейчас они, кажется, готовили эксфильтрацию. Либо через Уральск, либо через Шанхай, либо через Гонконг.
А пока мы сидели в забегаловке при рынке, месте, которое точно слушать не будут, и ели плов руками, сидя по местному обычаю на толстых стеганых одеялах.
– Ну? – спросил я. – Придумал ответ для моих загадок?
Роу невесело усмехнулся.
– Кто-то из наших работает на ту сторону.
Я покачал головой.
– Ответ неверный. Не кто-то из наших, а кому-то из крупной олигархии выгодно существование Халифата именно в таком виде. Как рассадник наркотиков, терроризма и джихада. Как постоянный источник угрозы. Олигархи – они и не наши и не ваши. Они давно вышли за пределы того или иного государства. Они не платят налоги.
– Есть соображения, кто это может быть?
Вместо ответа я достал коммуникатор, перемотал. Роу посмотрел, усмехнулся.
– Быть не может.
– Очень даже может. Я показываю тебе это по двум причинам. Первая – будь осторожен. Вторая – если что со мной, ты будешь знать. И поступи с этим так, как тебе подскажет честь британского офицера.
Роу скривился.
– Не самое лучшее время для чести, согласись.
– Нет, ты не прав. Именно сейчас лучшее время для чести. Сколько друзей ты потерял – пробовал считать?
– Нет.
– И я нет. Но согласись – они имеют право.
Роу бросил обратно в тарелку горсть риса со специями и мясом, которую собирался засунуть в рот.
– Умеешь ты поднять аппетит.
– Да уж. Увольняться не собираешься?
Роу покачал головой.
– Собираюсь, но к тебе не пойду.
– Почему?
– Откровенность за откровенность – ты псих, друг. У тебя с башкой совсем не в порядке. Сколько тебе лет?
– Сорок пять.
– В твоем возрасте люди имеют какой-никакой бизнес, семью, покупают «универсал» и ездят на уик-энды. Или нанимаются где-нибудь смотрителем в Национальный парк. Но не рискуют своей ж…, тем более имея такие деньги, какие имеешь ты. Ты – адреналиновый наркоман и резонер, но в отличие от многих других резонеров ты реально действуешь. Ты сам играешь с огнем – и точно так же играют с огнем все, кто работает на тебя. Ты это понимаешь?
– В общем и целом… да. Понимаю.
– Ты играешь в политические игры. Пытаешься изменить ход истории. И если тебя решат раздавить – тебя раздавят.
– Ну… в чем-то ты прав.
– Так что я пас. Пойду в полицию, наймусь смотрителем в национальный парк, уеду в Канаду или в Австралию. Или стану пи-аш[139], или отправлюсь тренировать специальные силы Бразилии. Но только не к тебе.
– По крайней мере, честно.
– Как сказать. Я благодарен тебе за то, что в нужный момент ты встал спиной к моей спине, и мы многим надрали задницы. Я благодарен тебе за то, что в нужный момент ты выручил нас, хотя мы были в полном дерьме. Но влезать в это… извини, я мимо.
Я тоже взял полную горсть риса… проголодался.
– Вопросов нет. Дело добровольное. Только подумай вот о чем. Каким был бы этот мир, если бы твои прапрапрадеды не начали наводить в нем порядок. Свой порядок. А?
В офисе меня застал звонок генерала Сяолиня. Он звонил по скайпу.
– Последний платеж не пришел, – сразу сказал он.
– Я разберусь с этим…
Фань помолчал… было видно, что он и сам не в лучшем виде.
