Машины уже убрались с набережной и теперь пробирались по улицам, одна за другой. В окно головной машины выставили черный флаг с белой шахадой – это символ лоялистов, сепаратисты использовали афганский вариант – белый с черной шахадой. На лобовом стекле головной машины вверху была наклеена полоса от солнца, на ней было написано: «Бей и режь отступников веры…»
Вся жизнь этого молодого, некогда красивого и гостеприимного города, разворачивалась перед их глазами, как будто они смотрели до жути реалистичное кино. Вот афганская лавка – афганская, потому что надпись над ней на пушту, около нее хозяин режет барана, вокруг собрались мальчишки, целая стайка. Они ждут, пока резчик кинет им кость или кусок окровавленной шкуры. Это у них такие игрушки…
А рядом стоят такие же пацаны, только повзрослевшие. У них автоматы, судя по тому, как они их носят и как выглядят сами автоматы, автоматы в руки им попали недавно. Самые простые – «АКМС», складной приклад, пластик, без прицела. По кругу идет косяк анаши, они курят его на новый манер, который усвоили в России, – не через особым образом сложенный кулак, а через пластиковую бутылку объемом в полгаллона[175] – они прожгли в ней две дырки и используют для того, чтобы дым по пути в легкие остыл. Их восемь человек, скорее всего, они знают друг друга с детства, автоматы получили недавно и почти не умеют ими пользоваться, но страшно горды тем, что могут позволить себе автомат. У них нет никакого образования, кроме медресе, никакого военного опыта, кроме того, чему научил отец или старшие братья. По опыту Ирака таких можно без потерь убивать десятками или сотнями, они даже не умеют пристрелять автомат. Но нельзя их недооценивать. Ни в коем случае нельзя недооценивать тех, у кого игрушками в детстве был нож и окровавленный кусок шкуры и у которых нет ничего, кроме правды и осознания своей принадлежности к религии ислам. Эти необразованные мальчишки с их необразованной правдой отправили на свалку истории самое мощное государство, которое когда-либо было создано.
И готовы действовать дальше…
Еще дальше какая-то женщина идет, склонив голову с каким-то мешком. Паранджи нет – значит, рабыня. Грязные светлые волосы… не хочется даже думать о том, как она сюда попала и что ее ждет.
Темнело.
Не думать ни о чем, кроме задания. Принимать все как оно есть. Не пытаться изменить то, что ты не можешь изменить.
Не думать ни о чем.
Слушать песню. Да, слушать песню, в которой все – и бесконечные пространства России, и плач этого народа о сотнях лет тяжелой жизни. Да, фортуна к русским никогда не была благосклонна. Мы, те, кто каждый год собирается на побережье Франции и вспоминает высадку и день Д, как-то забываем тот факт, что из пятерых погибших на фронте солдат Гитлера четверо были убиты именно на Восточном фронте. Но мы не просто забываем об этом – мы сознательно забываем об этом, потому что в подсознании у нас намертво засело: русские – опасные дикари. И подсознательно мы приходим к выводу: хорошо, что эти два дикарских народа, русские и немцы, перебили друг друга. Хорошо, потому что это дало нам, англосаксам, господствовать над миром.
Так, да?
Только вот что-то не похоже на господство… господа не пробираются втихаря по улицам, надев на себя одежды своих врагов.
Не думать ни о чем. Песня. Слушать песню.
– Пятерка, дорога впереди заблокирована, надо объезжать.
– Понял тебя, понял.
– Ухожу влево.
Что там за митинг? О чем митингуют эти люди? Чего они требуют?
Что они вообще могут требовать?
Машины сворачивают в проулок. Здесь намного опаснее – возможности для маневра нет никакой, с крыш с ними можно покончить несколькими гранатами. Когда он начинал в Ираке – о том, что на патруль собираются напасть, они узнавали очень просто. Если по крышам бегут люди, значит, впереди беда…
Он вспомнил своего первого сержанта… Нед Перкинсон – его «Лендровер» потом подорвался на фугасе, он ушел из армии, поступил в полицию – потом ушел и оттуда. В конце концов его тело обнаружили в Темзе с ножевыми ранениями, дело так и не было раскрыто. Однажды Гиллиган, этот пай-мальчик из Лондона, после очередного патрулирования, стаскивая с себя пропыленный и пропотевший Оспри, задал вопрос: «Сэр, а когда это кончится?» Сержант сплюнул и сказал: «Хрен, сынок, это никогда не кончится, это будет распространяться».
Этот разговор стал стартовой точкой его решения отправиться в Северный Уэльс и попробовать пройти отбор в Полк. Просто потому, что он видел – это и в самом деле распространялось, и кто-то должен был это остановить.
– Уходим направо. На дороге чисто.
