– Не совсем так.
– Дай еще раз догадаюсь. Основная оперативная база – это не Дубай, не Абу-Даби. Это – Бейрут, верно?
Харитон пожал плечами.
– Интересный город. Я, кстати, знаком кое с кем из Бейрута, они в Лондоне проживают. Город, где все напропалую бухали, трахались, прожигали жизнь и финансировали джихад.
Харитон снова пожал плечами – мол, если знаешь, что спрашиваешь?
– Знаешь, в чем они были неправы?
???
– В том, что, если танцевать перед чумной процессией, заразишься сам. Ислам – это не та система, которая позволяет управлять собой. Это одно из немногого настоящего, что еще осталось в мире. В исламе ты или с ними, или против них.
– На тот момент нужны были союзники. Любые. Денег не было совсем, нам отрезали финансирование…
– Ясно. И?
– Сотрудничество пошло. Шейхи заказывали у нас железные дороги, аэропорты, метро… да много чего заказывали. Покупали пшеницу. Покупали сухое молоко. Ты знаешь, что на Востоке глоток молока – лакомство.
– А дальше?
– А дальше сам знаешь. Когда шатали США, никто не думал, что е…тся. А оно – е…нулось. И мы поняли, что ни у кого нет плана, как жить дальше. Все было построено на необходимости противостоять Америке. Как только Америки не стало – все перегрызлись друг с другом.
Да уж. Веселые времена. Я их помню.
– После того как выдали Израиль и гробанулись Штаты, мы стали единственным врагом. И что хуже того – среди нас были… всякие. Часть из тех, кто долгое время прожил на Востоке, сам стал большим христианином, чем папа римский… то есть мусульманином. А у Степко доча вышла из-под контроля.
Харитон тяжело вздохнул.
– Единственная.
Ясно.
– Насколько сильно?
– Ну… как обычно выходят. Бухло… мужики… разница только в том, что это был Бейрут.
Да уж… Бейрут.
Я, кстати, представляю, кем могла вырасти Марина Степко в Бейруте. Сочетание набожности и некоего идеализма ислама и совершенной отмороженности, загула, дикого секса, анаши, дорогих машин и безумных загулов в казино. В то время был популярен «джихад-туризм». Это когда богатый мусульманин, чтобы обеспечить себе спасение в загробной жизни, выезжал на джихад как на сафари, с эскортом. Там его со всеми предосторожностями подводили к блок-посту кяфиров, он делал несколько выстрелов – и убирался в Бейрут или куда там… грешить дальше. В полной уверенности, что теперь-то уж адское пламя ему точно не страшно.
В Бейруте можно было вырасти либо великим героем, либо великим мерзавцем. Это был город, где все было на двести процентов – и героизм, и мерзость.
– Семья Алди?
Харитон недоуменно пожал плечами.
– Знаешь что-то про них? Кто они?
– А они-то тут при чем?
– При том. Итак?
– Семья Алди хорошо относилась к России, их банковские структуры всегда были проводниками наших интересов на Ближнем Востоке. Они всегда были против США… Алди в свое время финансировали Компартию Ливана. Это была наша опорная точка там.
– И?
– Кажется… помнится, один из младших Алди даже ухаживал за дочей Степко. А что?
– Да ничего.
Круг замкнулся.
– Один вопрос, Батя. Когда ты меня отправлял ее вытаскивать – ты про все это знал?
Харитон выдержал мой взгляд.
– Ты знаешь ответ. Мы получаем деньги. И отрабатываем их. Со всем остальным – за ворота.
Я кивнул. Другого ответа я и не ждал.
– Похищение было подстроено.